Белая ложь - Данил Харченко

4. Это сделал твой отец!»

Мысль врезалась в глаза, как блик от металла. Слова были её собственным аккуратным почерком — безошибочно, с характерной «д» — и абсолютно чужие по смыслу. Джиневра моргнула. Ещё раз. Провела ногтем по полям. Запись всё так же смотрела на неё — чёрная, простая, нечеловечески спокойная. Она отвела взгляд на соседнюю строку, выдохнула и снова вернулась… Пусто. Никакой четвёртой строки. Ровная белизна.

— Хватит, — сказала она самой себе, слишком резко для тишины зала. Несколько студентов обернулись. Джинни улыбнулась извиняюще и закрыла ежедневник. Просто нервное истощение. Просто сегодня слишком много «если» и «вдруг».

Пальцы нуждались в опоре — она достала из кармана маленький ключик из шкатулки Клэр, который украла, пока девочки слушали рассказ Лоры о кассетах, и привычно перекатывая его между фалангами. Холод металла возвращал ясность. Наверное.

У стойки сидела миссис Реддвел — кругленькая, розовощекая, с прической «как у телеведущей» и очками на тонкой цепочке. Перед ней дымилась кружка кофе (скорее всего уже третья), а рядом сиротливо лежала половина сэндвича с индейкой. Реддвел по-хозяйски листала инвентарный журнал и что-то отмечала карандашом.

— Чего тебе, золотце? — Она подняла глаза поверх очков, и голос у неё, как всегда, оказался удивительно ласковым.

— Добрый день. Я бы хотела… вон туда, — кивок на бархатные красные портьеры в дальнем пролёте. — В закрытую секцию.

— Ох, — протянула Реддвел с притворным ужасом. — Что-то в последнее время эта секция стала чересчур популярной.

— Правда? — Джиневра сделала вид, будто удивилась. — Клэр Ланкастер… рассказывала о ней. Я хочу подготовиться к тесту. Там тише.

Фамилия, едва слетев с губ, впилась куда-то под рёбра. «Клэр указывала путь даже после…» — пронеслось в голове.

— Бедная девочка, — вздохнула библиотекарша, наклоняясь под стойку. Металл глухо лязгнул, и на свет появился огромный ключ, словно от ворот старой усадьбы. — Вы ведь дружили?

— Мы были лучшими подругами, — тихо ответила Джинни. Голос предательски дрогнул, но она тут же взяла себя в руки.

— И видно, — ласково улыбнулась Реддвел. — Вы с ней одинаково… пробивные. Уж простишь старую хищницу за комплимент.

Джиневра улыбнулась в ответ — вежливо и короче, чем следовало. Разговоры сегодня действовали на неё, как тесные туфли. Она шагнула вслед за библиотекаршей между рядами: кожаные корешки тёрлись плечом, книжная пыль стояла лёгким туманом; где-то шуршали страницы и негромко щёлкал пишущий Olivetti.

За одним из столов, на крутящихся стульях, расположились «Пираньи» — пловцы «Хиллкреста». Куртки с эмблемами, мокрые волосы, щедро облиты Aqua Net у тех, кто посуше; один жевал Hubba Bubba, другой напевал под нос «Africa» из чужого Walkman. Майк Стэнли поймал взгляд Джиневры и почти незаметно подмигнул. В другое время она бы закатила глаза. Сейчас — просто отвернулась.

Бархатные портьеры упруго коснулись плеча. За ними — узкая дверь с латунной накладкой и старомодной скважиной. Реддвел вставила тяжёлый ключ, провернула. Замок щёлкнул, даже не стариковски, а гордо, как будто рад, что им по-прежнему пользуются.

— Держи, — библиотекарша вложила ключ Джиневре в ладонь поверх маленького из шкатулки. Два металла, тёплый и холодный, коснулись друг друга, как несчастливое рукопожатие. — Полтора часа. Потом закрываю секцию. Без опозданий.

— Обещаю, — кивнула Джинни.

Она шагнула внутрь и, прежде чем закрыть дверь, обернулась — зал, как на старой открытке, был ровен и спокоен: студенты, свет, зеленоватые лампы. И всё же в этом спокойствии пряталось что-то не её, чужое. Как будто вся библиотека знала ответ, а ей выдавали вопросы по листочку.

Дверь закрылась. Тишина за ней была другого сорта — плотная, как бархат портьер, и слегка прохладная. Пахло прелой бумагой, каменной сыростью и… лавандовым мылом (кто-то из старых библиотекарей обожал его, должно быть). Где-то под потолком тикали маленькие настенные часы.

Джиневра прислонилась спиной к дереву и на секунду зажмурилась. «Это сделал твой отец!» — вспышкой вернулись слова. Отец — строгий галстук, мел на рукавах, запах дорогого одеколона, вечные «будь умницей» и «доверяй, но проверяй». Смешно. Или совсем не смешно. Если мир на самом деле трещит, то трещина всегда идёт по семье — так где-то читала.

— Он не причастен, — сказала она в темноту, уже шёпотом. — Не смей.

Маленький ключик она спрятала в карман платья, большой оставила на цепочке, перекинув через запястье: так не потеряется. Сделала шаг, потом второй. Впереди угадывались стеллажи, металлические шкафы с замками, пустой стол с настольной лампой на тяжёлом основании.

Рабочий свет щёлкнул тускло, но послушно. Луч выхватил пыльные корешки, тонкий конверт на краю стола и аккуратно набранную табличку: «СЕКЦИЯ РЕДКИХ МАТЕРИАЛОВ. ДОСТУП С ОДОБРЕНИЯ».

Джиневра шагала вдоль стеллажей, сжимая в руках ключ, как святыню. Если верить дневнику Клэр, где-то в этой секции должен был быть тайник. Но где?

Она двигала книги на полках, пыталась нащупать потайные механизмы, в упор всматривалась в переплёты старых томов. Но ничего не происходило. Ни один шкаф не сдвинулся, ни одна стена не скрипнула. Всё оставалось на местах, будто насмехалось над её ожиданием.

“Зачем же Клэр проводила здесь так много времени?” — отчаянно подумала Джинни, стискивая губы. Лора ведь тоже была тут недавно… и всё равно не нашла ничего особенного.

Тишину вдруг прорезала мелодия. Поначалу тихая, почти невесомая, будто чей-то шёпот. Но через секунду она окрепла и превратилась в пение. Голос — тонкий, звонкий, непривычный. Язык был чужим, напоминал французский, но слова ускользали, складывались в непонятные фразы.

За бархатными шторами, на противоположной стороне зала, пространство изменилось. Библиотека опустела — не стало ни пловцов на высоких стульях, ни миссис Реддвел.

В центре зала, под белыми сводами, окутанная тонким тюлем, танцевала девушка. Белое платье струилось вокруг неё, подол то взлетал, то ложился плавными волнами. Волосы сияли мягким светом, будто в них застряли тысячи золотых нитей. Каждый поворот её тела создавал лёгкий вихрь воздуха, и лепестки лилий в вазах начинали дрожать, словно подчиняясь её движению.

Это была Клэр.

Она кружилась в белом сиянии, касалась кончиками пальцев цветов, и всё вокруг оживало: лёгкий запах свежести разливался по залу, капли росы будто проступали на лепестках. Её лицо светилось — безмятежное, юное, прекрасное, такое, каким Джиневра помнила его в лучшие дни. Но здесь её красота казалась неземной, слишком совершенной, чтобы быть правдой.

— Пойдём… — её голос раздался звонко, но с лёгким эхом, будто прилетел издалека.

Джиневра застыла. Сердце билось так сильно, что она едва могла дышать. Она не чувствовала ног, но всё же сделала шаг вперёд.

Клэр