Искатель, 2004 №3 - Станислав Васильевич Родионов

что поверила в головной приступ; я никакого вида не делал, потому что такого плотного потока событий переварить не успел. Сейчас мне нужен был Андреич, опытный участковый, живший здесь, недалеко.

Эмма принесла кофе. Хороший, особый, с какой-то гаммой крепкого заморского дерева.

— Игорь, существуют мужчины, которые, выражаясь кучеряво, не могут заниматься любовью с неопознанным объектом.

— Тебя я опознал, — не согласился я.

— Почему русские люди матерятся? — спросила она, как мне показалось, не к месту.

Ее губы мерцали — есть такая помада. Как бы магнетизм света. И такими губами спрашивать про матерщину? Но я ответил:

— Кроме мата они ничего не знают.

— Нет, Игорь, нецензурщина сексуально бодрит. А это, как сказал Фрейд, способствует творчеству. Гениальный Менделеев был классным бабником.

— Однако ему приснилась периодическая система элементов, а не голая баба.

Я отодвинул чашку, потому что внутренняя тревога волокла меня к участковому. Только подумать: спецтехника подслушивает, подглядывает, только что мысли не читает. Впрочем, читает: детектор лжи не обмануть. А тут даже транспорта нет — один лишь радиотелефон. С приездом Севки я задумывал круглосуточную наружку за Митькой…

— Встать!

Привскочил я автоматически, ничего не понимая. Крик был не мужской и не женский… Механический. Я огляделся: кто же кричал? Кроме меня и Эммы никого не было…

Эмма стояла так, словно эту команду выполнила, — руки по швам. Губы сжаты деревянно, скулы запунцовели сухо, глаза… Нет, не синие, а серовато-блесткие и сильно выпуклые, словно вздумали лопнуть.

И никаких голубых линз.

Я огляделся еще раз, надеясь увидеть третьего человека, хотя бы Митьку. Того, кто рыкнул команду.

— Вольно, — мягче приказала Эмма.

Пьяная шутка? Бабский психоз? Насмешка над моим мизерным званием? Но Эмма сообщила спокойно и своим нормальным голосом:

— Проверку ты прошел на пятерку.

— Какую проверку?

— Взяток не берешь, на баб не бросаешься, дисциплину знаешь.

Злость во мне разгоралась медленно, но жарко. Какая-то торгашка издевается над опером… Разгоревшаяся злость приняла деловое направление. Что с ней сделать? Не ударишь — женщина, не арестуешь — нет криминала, задержать за выпивку — вместе пили… Видимо, все, что клокотало внутри, выбилось на мое лицо.

— Не страдай, лейтенант…

Эмма вынула что-то из кармана и протянула.

Красная книжечка, затянутая в прозрачную синтетику. Я раскрыл. «МВД… Капитан милиции Озерова Зинаида Антоновна…»

Сколько я стоял молчком? Видимо, столько, сколько крови потребовалось отхлынуть от моего лица, спуститься к пяткам и опять прихлынуть.

— Гм… Товарищ капитан, я увольняюсь.

— Почему же?

— Если уж своих не отличаю от чужих…

— Это только подтверждает, что я хороший оперативник.

Что мне оставалось делать? Восхищаться ее способностями? Или восхищаться прозорливостью майора? Я-то считал себя брошенным на произвол ситуации, но за мной зорко присматривала капитан Озерова Зинаида Антоновна.

— Зинаида Антоновна…

— Эмма, — поправила она.

— Эмма, а к чему идиотские проверки?

— Я должна в тебя верить, как в саму себя.

— Верить… Зачем?

— Пойдем.

Мы вышли и повернули за угол кафе. Там стоял микроавтобус. Эмма спросила:

— Рулить умеешь?

— Чего тут уметь.

— Слушай задание…

В полумраке она приблизила лицо, я бы сказал, на расстояние поцелуя. Ее груди — они же маленькие — коснулись моей груди, а точнее, моей грудной клетки. От всего этого и, главным образом, от запаха духов-концентрата, я не сразу понял слова. А может быть, от мысли, меня удивившей: будучи торговкой, она меня не возбуждала, а как превратилась в капитана милиции…

— Игорь, ты меня слышишь?

— Само собой.

— Параллельно трассе идет проселочная дорога, накатанная глаже асфальта. По ней проедешь километров шестьдесят, до поворота на трассу. Мчись с ветерком, сотрудника милиции никто не остановит. Понял?

— Что тут понимать?

— На повороте остановишься. Подойдут двое и возьмут из машины груз. Ну, а ты обратно уже потише, и по трассе. Завтра надо доложить майору. Все усек?

— Так точно, товарищ капитан.

— Действуй, лейтенант.

И Эмма-Зинаида протянула мне ключи от машины.

41

Проселочную дорогу я знал. Дождей давно не было, и уплотненная глина лежала каменно. Пикапчик работал чисто. Уже стемнело, но я врубил свет и довел спидометр до сотни километров. Как и приказано — с ветерком.

По краям, в скорых лучах, снопами падали назад сосны, отлетали черные кустарники, о ветровое стекло расплющивались мошки, сразу похолодевший воздух влетал в приоткрытое окно и слезил левый глаз… Ни встречного транспорта, ни пешеходов…

Обида не обида, а что-то подобное во мне шевелилось. Лейтенант молодой, неопытный… Но хотя бы сказать пару слов майор обязан? Хорошо, не обязан — оперативная работа… Но намекнуть-то? Мне бы работалось увереннее и теплее.

Мой грузовичок мчался споро, но я чувствовал, что тяжесть в нем лежит. Ящики, оружие, боеприпасы, взрывчатка?.. Мне было век не догадаться, потому что не знал общего стратегического плана. Было лишь известно, что существует второе направление розыска — главное, — куда, по-моему, включили и Севку Фомина. Выходило, что я как бы на подхвате. Ведь даже на заточение меня в бревне и удар по голове майор особого внимания не обратил.

Я не прав: а капитан Озерова со своим фиктивным кафе? Разве не помощь?

Половину дороги я уже проскочил. Ранняя обильная роса оседала, не дождавшись утра. Не знаю, откуда брался небесный свет, но колея заблестела, словно ее натерли мастикой. А редкие стволы берез сверкали, как щели приоткрытых дверей ярко освещенных комнат.

Вот еще что… Меня ела обида, точнее, грызла, как мышонок. Мелко и унизительно, потому что нет ничего противнее, чем обижаться на собственную персону.

Какой я, к дьяволу, сыщик, если свою не вычислил? Цыганки по руке судьбу определяют. Опер Калганов по походке отличит карманника от взломщика. Говорят, что полковнику Локтину ночью приснился номер телефона убийцы, которого он два месяца не мог поймать…

Я притормозил. Дорога резко сворачивала на трассу. Значит, здесь. Я остановился и заглушил мотор. Трасса пустовала. Тишина до комариного писка. Я решил пока не выходить, коли никто не подъехал…

Вдруг два парня на обочине стали расти. Точнее, с двух пней поднялись два мужика. Я приготовился открыть дверцу, ну, хотя бы чтобы поздороваться. Но они молча прошагали мимо кабины куда-то за машину. Одного роста, крепкие, в ночи с темными лицами…

Звякнула задняя дверца. Значит, открыли. Потом в кусты пронесли тяжелую емкость, что-то вроде контейнера с ручками. И еще — всего пять штук. Задняя дверца опять звякнула, так сказать, заключительно.

Я опять сделал попытку выйти из машины — поздороваться. Но они прошли мимо, как лесные духи. Я притих: что же дальше?

В кустах вспыхнули красные задние сигналы. Не