Кабул – Нью-Йорк - Виталий Леонидович Волков

информацию вашу, всю эту лабуду, во внешнюю разведку! Что вы там тянете, Востриков! Это сейчас валюты ценнее. Понимаете? Так разъясните вашему Мышкину, Кошкину и прочему зоопарку… Сам президент интересуется!

При слове «президент» воображаемого Вострикова зримо качнуло.

— А что Кошкин, ваше высокородие, — вдруг возьми да и скажи он, — Василий Кошкин — тот же солдат родины. Скажут заложников освободить — освободит. Скажут небоскреб взорвать — и взорвет. Тем горда и почетна служба наша Отечеству.

Воображаемый генерал согнулся в поклоне и зычно икнул.

— Но-но, вы мне еще ковер изгадите! — поднял голос глава ФСБ на уже, считайте, схарченного генерала. — Распустились тут сами, оттого и офицеры самоволом занимаются. Расследуют. Все все знают, все о Назари говорят, а директор ФСБ — как теща в Саратове, последним… Сам президент…

Кошкин одернул себя. Настоящий Востриков вернул ему фляжку. Там на донышке еще плескался остаток коньяка. «На глоток», — оценил Вася на слух.

— И что теперь? — просто спросил он.

— Что, что… — генерал вернулся за стол и плюхнулся в кресло, — служить будете. Родине нашей. И как полагается служить будете, полковник Кошкин! — вдруг взвизгнул Востриков и хлопнул с силой по столу подвернувшимся журналом «Солдат удачи». — Так, чтобы ни один враг! А потом и тебя скрутит в бублик!

Кошкин решил, что надо срочно встретиться с Мироновым. И в консультанты. В консультанты. Поскорее. А на душе было до странного легко: будто он сам хирург, вынувший у тяжелобольного острый камень из почки. Маленький и острый, как совесть.

Кошкин с Мироновым обсуждают 11 сентября и паритет с Ютовым

Вася Кошкин намеревался приехать к Миронову домой, но тот сослался на ремонт и назначил встречу в кафе Домжура. Вася желал поговорить с Андреичем тет-а-тет, но тот, как назло, притащил за собой целый выводок родственников из Питера. Кто б мог подумать, что у Миронова могут быть родственники… Но те охотно пили пиво, нагло разглядывали Кошкина и никак не уходили.

— Это мои практиканты. Обучаются тонкостям аналитической работы. Готовлю будущее… Моя Настя[22] ведь понесет. Когда-то и от кого-то, — представил их Миронов.

«Дрожжи они у вас учатся расщеплять. Печенью», — подмывало съязвить Кошкина, но он смолчал, поскольку на одного молодого любителя мироновской аналитики приходились две спелых практикантки. «Откуда он их берет? Не время сейчас». Вася замкнулся… Наконец, молодежь исчезла, получив от Андреича немножко долларов — как он сказал потом, на мороженое.

— Агентура будущего! Не замутнены сексуальными комплексами и излишним образованием! — приступил было к объяснениям Миронов, но тут появился Раф[23]. Он подошел к их столику и вместо приветствия сообщил:

— Говорят, Василий, ты небоскребы в Нью-Йорке грамотно грохнул?

От Шарифа привычно потянуло коньяком. Люди в кафе с интересом обернулись к Кошкину.

— Собака брешет, ветер носит! А с меня погоны рвут в генеральских кабинетах. Из-за ваших, между прочим, авантюр! — взвился Вася. Увидеть здесь Рафа он также не рассчитывал. Он понял, что Миронов заранее догадался, о чем поведет речь Василий, потому и вызвал на подмогу Шарифа.

— Ты что кричишь? Вспомни правило номер два: настоящий штатный сотрудник не пьет без боевых товарищей. И еще одно вспомни, — Миронов повысил голос, — звездами на погонах ты обязан этим товарищам. А отсюда вывод: не генералам их и снимать.

— А я погоны не ношу, — буркнул Кошкин и нырнул в бокал с пивом. Последние слова так и потонули на дне подбоченившейся емкости. «Почему он, тоже, кстати, полковник, и полковник действующий, — почему он должен выслушивать поучения двух отставников?» Миронов же порадовался, что первая атака отбита, можно приступать к беседе.

— Кто взорвал? Что коллеги говорят? Посвяти нас, Василий.

— Коллеги говорят, у нас смена кадров скоро пройдет. Писатели и журналисты получат чины майоров и подполковников. Говорят, что писатели теперь в большей цене, чем источники. А Нью-Йорк — с этим пусть ЦРУ и ФБР разбираются. Меня лично больше тревожит судьба героя нашего времени Василия Кошкина. А также одного не знаменитого афганца и одного знаменитого Ингуша. Знаменитого Ингуша, которого пришла пора сливать. Или сольют Васю Кошкина, 100 лет ему жить на зарплату!

Кошкин вопросительно посмотрел на Миронова, а Раф — на Кошкина. Ясно стало, что Вася всерьез пришел за Большим Ингушом, народным депутатом Русланом Ютовым, — тем единственным человеком, который связывает их судьбу с взрывниками, ушедшими на Запад.

— А что удивляться, уважаемые отставники? Господин Балашов по телевидению выступает, дева его немцам историю про террористов Назари сливает, а к этому балагану в придачу какой-то хмырь из балашовско-логиновской группировки дает интервью о взрывниках на германщине. А кончик ниточки от этой банды интеллигентов к кончику Васи Кошкина привязан. И об этом в нашем сугубо засекреченном мире всем, конечно же, известно. Такой ход мысли, Андрей Андреич, под силу не только вашим практиканткам, но даже генералу Вострикову. Я предупреждал, с писателями хорошим не кончится!

Он снял, протер и снова пристроил на переносице огромные очки, которые он надевал редко и больше для важности, чем ради остроты зрения.

— Рано кипятишься. Береги дыхание. Еще все только началось, Василий. Для нас еще все только начинается. Последствиям человеческой глупости не дано превзойти трагичностью последствия человеческого ума, — глубокомысленно сообщил Миронов.

— Когда будешь расхаживать в генеральских погонах, товарищ Василий, не забудь о том, что говорил о генералах в чине полковника, — добавил Раф.

— Положение стратегически изменилось, — лицо Миронова вдруг приняло сосредоточенное и даже сердитое выражение, и Кошкин помимо воли ощутил прилив энергии и веры в то, что Андреич снова знает, как ловчее класть по ветру истории их кораблик…

— Сдавать Руслана не будем. Теперь Руслан — последний рубеж, который мы можем сдать. Не считая нас самих. Но о присутствующих по русской традиции не говорят. О них пишут. А мы теперь для Руслана Ютова — единственный естественный союзник. Это раз. А он для нас — последний буфер между нами и темными немарксистскими силами, поддерживающими международный терроризм в его агрессивнейших, мать их, формах. Это два.

Кошкин задумался и медленно произнес:

— Что мешает нам передать Ютова моим коллегам и спать спокойно? Пусть ищут взрывников, если такие вообще существуют. Пусть торгуются за них с немцами. Не наше это дело, хоть и жаль немцев.

— А пиндосов не жаль? — поинтересовался Раф.

— А тебе?

— Да, помню. Тебе никого не жаль. Ты ведь жизнь воспринимаешь в философском, так сказать, смысле. А я нет.

— Ответ неверный, потому что не полный. Жалость проистекает либо из сострадания, либо из справедливости.

— Либо из целесообразности, — добавил Миронов. Из соленых