Эхо разрушенных судеб... - Юлия Иванина

Глаза, которые ещё секунду назад были весёлыми, сверкнули раздражением, и он нахмурился ещё сильнее.

-То, что мы ночью переспали, не даёт тебе права лезть в мой телефон, - холодно отчеканил мужчина, - я не пойму, что у вас, баб, за мания пытаться влезть в чужую переписку.

Аня знала, что поступила неправильно, взяв утром его телефон, но услышать от Егора такие слова было неприятно. Тем более она не специально прочла это сообщение. Просто дурацкое стечение обстоятельств.

-Ты поэтому ещё ночью пыталась удрать? Хотела проверить телефон, чтобы понять какие у тебя со мной шансы и можно ли надеяться на что-то большее, чем просто секс на пару раз? – продолжал злиться Егор, яростно сжимая в кулаке футболку, - Только я не пойму, неужели ты всерьёз хотела что-то там найти? Ты же должна понимать, что сейчас все ставят пароли. Я не ожидал, что ты такая глупая.

Злые слёзы едва не брызнули из глаз. Ну, уж нет. Это слишком. Как он вообще смеет называть её глупой и обвинять в подобном идиотизме?

-Какой же ты дебил, - тихо проговорила девушка, глядя на соседа и чувствуя, как слёзы жгут глаза.

Нет, при нём она не расплачется. Много чести – плакать из-за него.

-Мой телефон разрядился. Я просто хотела посмотреть время и случайно увидела сообщение. Я не настолько тупая, чтобы копаться в чужом телефоне.

Егор отвернулся, крепко сжимая челюсть, от чего его скулы обозначились ещё резче.

-Хотя, всё же тупая, раз переспала с тобой. А теперь ещё и оправдываюсь.

Бросив последний взгляд на его угрюмый профиль, Аня развернулась и почти бегом направилась к себе во двор.

Внутри всё горело и рвалось от ненависти и разочарования к нему и к себе.

****

Егор бросил один косой взгляд в спину уходящей соседки, тяжело вздохнул и направился к себе во двор. Да, кажется, он слишком резко отреагировал на слова девушки о том, что она видела сообщение. В своё оправдание он мог сказать только одно, когда он был в отношениях с Верой, она так достала его своей бешеной ревностью и проверками телефона, что он сейчас не смог сдержать себя в руках и вспылил. А ведь действительно, Аня не была похожа на недалёкую девицу, которую он на секунду вообразил себе, когда в порыве злости предположил, что она попыталась залезть в его телефон. Возможно, стоило извиниться, но он опасался, что разговор снова свернёт не туда, и станет только хуже. Нужно остыть, а потом, если представится возможность, поговорить.

Но сейчас это было не то, чем ему хотелось забивать свою голову. Это всё второстепенное. Главное – это коробка с Машиными вещами, которую он как раз вынес на улицу, когда подъехал участковый. Он и так весь день откладывал, чтобы, наконец, взглянуть, что там внутри, а когда решился, то его прервали.

И вот теперь Егор снова сидел на улице за столом, гипнотизируя взглядом картонную коробку. Он боялся, что не справится с тем грузом эмоций, который обрушится на него. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоить, бешено стучащее сердце, мужчина открыл коробку и начал выкладывать её содержимое на стол. Там были старые потрёпанные школьные тетради, несколько детских рисунков и то, от чего его сердце едва не остановилось. Обычный тетрадный листок в клеточку, на котором были обведены две ладошки: одна побольше узкая с длинными тонкими пальцами, а в центре неё другая совсем маленькая и по-детски пухлая, с неровными краями. Видимо ребёнок, никак не мог усидеть спокойно, пока обводили его ручку. Внизу красивым почерком было приписано «Маша и Егор» и дата – день, когда ему исполнилось три года. До того, как их жизнь рухнет, ещё было целых два года, и Маша счастливо жила жизнью пятнадцатилетнего подростка и строила грандиозные планы на будущее.

Крупная слеза упала прямо на середину листочка, а грудную клетку так сдавило, что Егор едва сумел сделать вдох. Как же он скучал по сестре, хоть и очень смутно её помнил. Ему так было горько от того, что у него не было возможности узнать её. Позволив себе окунуться с головой в своё горе, мужчина перебирал Машины записи и не обращал внимания на слёзы, капающие с его лица. Он решил, что имеет права хоть раз в жизни дать волю слезам и оплакать свою семью. Ведь он держался на похоронах мамы и папы, чтобы не показать окружающим, как он сломлен. А сейчас наедине с собой и обрывками воспоминаний о том кусочке счастливого детства, что так бережно хранил в своём сердце, он плакал и не пытался скрывать свою боль.

Даже Широ, видя подавленное состояние хозяина, оставил свои попытки познакомиться с семейством ежей и преданно улёгся у него в ногах, изредка потираясь мордой о голень Егора, давая тому понять, что он будет рядом всю свою собачью жизнь.

Романчук не знал, сколько времени он просидел над записями сестры. Пришёл в себя только когда на посёлок уже начали опускаться лиловые сумерки, и затянул свою красивую серенаду соловей. Боль, что сжимала сердце холодной рукой, потихоньку ослабла, забрав с собой его слёзы и тяжесть этого долгого дня. Только Егор знал, что это было временно, уж слишком долго эта самая боль жила в нём.

Мужчина, не спеша и аккуратно, начал складывать в стопку все тетради. Он прочитал каждую из них, не особо вникая в смысл написанного, представлял, как Маруся сосредоточенно делает эти записи, внимательно слушая учителя. Егор знал, что ещё не раз вернётся к этим школьным конспектам, ведь впервые в жизни у него появились осязаемые напоминания о сестре. Бережно складывая всё обратно в коробку, он внезапно заметил маленький уголок, который выглядывал из-под загнутого картона на дне. Сдвинув в сторону тетради, Егор потянул за этот самые уголок и извлёк пожелтевший немного помятый сложенный в несколько раз листочек. Не замечая того, что затаил дыхание, он осторожно развернул небольшой бумажный квадратик. На стол выпал сухой и хрупкий цветок полевой ромашки и едва не улетел на землю, подхваченный лёгким порывом весеннего ветра. Хорошо, что Романчук среагировал быстро и успел накрыть цветок ладонью. Осторожно подхватив ромашку, он положил её между страниц в верхнюю тетрадь, а сам обратил внимание на листок бумаги, что до сих пор сжимал в другой руке. Это оказалась