Мнимая власть безумия - Марина Владимировна Болдова

Почерк Николая она узнала сразу: «Реабилитация предков» и «И.Б.». Кира Владимировна развязала тесемки на более тонкой – догадаться, что на обложке инициалы мужа подруги было несложно.

Скрепленные большой канцелярской скрепкой документы она просмотрела бегло – это были накладные на товар, заполненные мелким, прямо-таки бисерным, почерком. Некоторые цифры были обведены красным карандашом. В позициях значились электротовары, бытовая техника, верхняя одежда. Все это продавалось в универмаге Николая. Значит, бланки заполнены его бухгалтером. Она посмотрела на подпись – так и есть, Закиров. Стояли квартальные даты девяносто четвертого года. Зачем муж хранил их? Одной из причин могло стать вскрытое им мошенничество. И если в этой папке компромат на Борского, значит, Николаю удалось того уличить. Наверняка был сговор Игоря, который тогда еще работал в охране универмага, с Закировым.

«Даже если Коля и поймал их на воровстве, то почему-то не дал ход делу. Но компромат припрятал. Наверняка дал шанс Игорю уволиться без скандала», – решила Кира Владимировна.

Ей совершенно не хотелось копаться во всем этом, поэтому пачку накладных она отложила в сторону.

«Не из-за этих же махинаций Борский убил моего мужа! Ну да, Игорь оказался вором, но в девяностые такое клеймо мог получить каждый второй. Даже я, бухгалтер, когда не совсем законно прятала прибыль, чтобы не платить грабительские налоги. Нет, мотив для убийства должен быть более… серьезным», – подумала она, перекладывая остальные документы и так же бегло просматривая их. В этой папке ничего «серьезного» она так и не обнаружила.

Как ни странно, содержимое второй папки информации добавило мало. Николай сложил в нее всю переписку с ведомствами, запросы, ответы и, наконец, справки о реабилитации репрессированных Анны и Альберта Вальтер. Отдельно были скреплены документы, где стояло имя брата Амалии Георгия Вальтера. В последнем письме сообщалось, что тот пропал без вести в августе тысяча девятьсот сорок первого года в районе города Рославль.

«Ничего нового, обо всем этом я знаю от Амалии и Николая. А что, собственно, я хочу обнаружить в семейном архиве? Прямое указание, где был зарыт клад? И куда тот делся? Если Коля встретился с Игорем и тот честно отдал украшения, то где они? Нет, я думаю, мой муж погиб, так и не узнав о том, что сокровища предков обнаружены. Но что-то тогда не сходится. Если он пребывал в неведении, то и Борскому убивать его было незачем. Если, конечно, он присвоил клад. И в его покаянном письме даже намека нет на золото», – рассуждая так, Кира Владимировна поочередно развязывала тесемки оставшихся папок. В двух были старые фотографии, групповые и портретные снимки.

В последней папке, которую она открыла, была фотография дачного дома в Екатериновке и план земельного участка на пожелтевшем от времени листе бумаги, нарисованный чьей-то не очень умелой рукой. Дом был обозначен почему-то треугольником, деревья – стрелками, указывающими вверх, забор – волнистой линией. Кира Владимировна не смогла сдержать улыбки, так «план» был похож на рисунок ребенка.

Но все-таки это была схема, по которой можно было определить местоположение клада: выцветший крестик немного в стороне от дома, видимо когда-то бывший красным, она разглядела не сразу. Но буквы под рисунком читались легко: «Ябл. сев. – зап., 20ш».

«Не координаты, но вполне ясно, где искать. Значит, Николаша знал… Весь вопрос в том, знал ли Борский о том, что тому известно, где зарыты фамильные ценности. Если – да, то разговор между ними мог оказаться тем самым серьезным мотивом для убийства. Борский убрал Колю, боясь, что тот привлечет его к ответу – где клад? А правда, где он?» – размышляла Кира Владимировна.

Она подумала, что хорошо бы посмотреть на эти украшения, по сути, они должны принадлежать ей, Полине и Соланж. По крайней мере, так по закону, ведь Полина по документам – родная дочь Николая Радова. Других детей у него не было.

То, что бесплоден, муж сообщил ей незадолго до свадьбы. Он клялся, что ее ребенка будет любить так, как и ее саму. И добавил нежно: «Особенно если это будет дочка».

К стыду своему, Кира Владимировна тогда к его словам с равнодушием. Потому что и плод, который вынашивала, ей был не нужен. Она до самих родов относилась к своей беременности как к проблеме, которая, к сожалению, может разрешиться только одним способом: аборт делать было уже поздно. Но сказать об этом будущему мужу она не решилась.

«Дети должны появляться от любви, иначе они будут несчастны», – думала она, при этом вполне искренне успокаивая Николая.

Поначалу Кира не испытывала к нему никаких чувств, даже благодарности, о которой ей все время твердила мачеха. Вот уж та была безмерно рада, что сумела пристроить беременную девицу. Отец молчал, братья относились к Кире как к уже «отрезанному ломтю». Казалось, тот факт, что их младшая сестра хочет связать жизнь со стариком, их совсем не волновал. И только на самом свадебном банкете Сергей поздравил ее с неуместным сочувствием: «Держись, сестренка. Возможно, не так долго придется ублажать мужа, мужской век короткий». Тогда она смысла его фразы не поняла, она показалась ей странной и… обидной. Обида вдруг возникла за мужа, она неожиданно поняла, что теперь она за него в ответе. Видимо, брат догадался по ее гневному взгляду, что ляпнул что-то не то, поэтому поспешил ретироваться. А она тогда взяла Николая под руку и прижалась головой к его плечу. Жест получился искренним, вызвал улыбку окружающих и одобрительный кивок мачехи Фаины, которая тут же начала кричать традиционное «горько». Николай наклонился к ней, Кира потянулась навстречу…

Она до сих пор помнит его благодарный взгляд и легкое, нежное, но страстное объятие.

Да, наверное, любовь бывает разной. И такой, без восторгов и бурного секса. Но с благодарностью друг другу за душевный комфорт и взаимную заботу.

Кира Владимировна ни разу не пожалела о том, что вышла замуж за Николая Радова. Она понимала, что никакой другой мужчина не баловал бы ее и дочь так, как он. Она жила в комфорте, с любимой свекровью и золотой бабушкой для Полины. Не зная ни нужды, ни горя…

Кира Владимировна не стала убирать архив обратно в диван. Оставалось просмотреть письма и общие тетради. В блокнотах были только номера телефонов. Она мельком заглянула в одну из тетрадей: чертежи, формулы, а текст написан незнакомым почерком. Скорее всего, записи вел отец Амалии, который, как она знала, был ведущим конструктором какого-то завода.

Кира Владимировна устала, ее клонило в сон.

«Все это любопытно, но не более того.