Мнимая власть безумия - Марина Владимировна Болдова

* * *

– Я позвоню маме, – Полина отошла немного в сторону, малодушно оставив Казаринова объясняться с Соланж. Почему-то была уверена, что тот успокоит ее дочь лучше, чем она сама. Наверное, потому, что Полина не могла себя заставить хотя бы чуточку сожалеть о потере мужа. Что бы она ни сказала, ее выдаст голос, Соланж сразу догадается, что горем мать не убита. Кроме того, девочка и так уже сходу обвинила ее в смерти отца, чем расстроила скорее майора, чем саму Полину. Как мать, она понимала Соланж, эмоции та никогда не сдерживала, как и ее отец при жизни.

Когда-то Филипп ее этим и подкупил. Его звонок из Москвы после месяца молчания Полю не удивил, сколько бы потом она ни пыталась убедить в обратном мать. На самом деле она была уверена, что этот красавец-француз ее не забыл. Просто ему пришлось уехать срочно, она сама слышала его разговор с матерью и по бурной жестикуляции поняла, что у той что-то случилось. Смущало немного то, что с вечера они не попрощались, а утром его уже в отеле не было. Полина, подавив гордость, все-таки поинтересовалась у администратора, когда из триста двенадцатого номера выехал месье Лафар. Девушку, когда та ей отвечала, выдала быстро промелькнувшая гаденькая улыбочка.

«В четыре часа утра, – все же вежливо ответила та. – Он очень торопился». – Зачем-то добавила красотка и, вроде как извиняясь, сверкнув белозубой улыбкой.

«Ну и прекрасно», – с неожиданным облегчением вздохнула Полина, фраза прозвучала бодро и громко.

На нее тут же уставился бородатый кавказец, только что с гордостью назвавший администратору свою фамилию и титул. Так у Полины и вертелось в голове – «князь Жоржолиани», пока она поднималась по лестнице к себе в номер. Перешагнув порог, закрыв за собой дверь, она громко рассмеялась.

«Окручу грузинского князя и выйду за него замуж! Интересно даже, сколько на это уйдет времени? Судя по его взгляду, он уже готов», – весело подумала она.

Но непонятная тоска, накатившая, как только она вспомнила Филиппа, заставила ее забыть и восторженный взгляд грузина, и планы, связанные с ним.

«Дура! Не смогла удержать единственного мужика, в которого влюбилась. Конечно, я же скучная и зажатая! – вспомнила она слова парня, с которым встречалась в школе. – А Филипп – фонтан эмоций. Все через край – недовольство, восторг и любовь. Или это все было показухой? Нет! Ну не могла же я так ошибиться в нем!» – решила она под конец своих метаний, для себя приняв оправдание спешному бегству любовника – чрезвычайные обстоятельства.

С этого момента она стала считать, что Филипп Лафар еще даст о себе знать.

Полина, вопреки обещанию, данному после выпускного бала самой себе, в родной город вернулась сразу после отдыха в Сочи. Более того, сделала это с охотой, потому как студенческие годы в Москве показались ей если не адом, то его предбанником.

В общежитии МГУ она прожила только первый семестр – ужас от сосуществования с незнакомыми девицами в тесном помещении заставил ее сбежать и снять комнату в коммунальной квартире на двоих хозяев. Две другие комнаты занимала семья вахтовиков, периодически улетавших на нефтяную добычу куда-то в Сибирь в полном составе – мать, отец и взрослый сын. Вернувшись, они несколько суток пили, но тихо, без скандалов. Потом парень уходил жить к своей женщине, а его родители нанимались на подработку здесь, в Москве. Работа была ночная, что позволяло Полине выспаться в тишине. Днем спали уже соседи. Эту практически постоянную тишину она очень ценила, потому что много занималась, чтобы получить красный диплом.

Она так и не полюбила Москву, как позже поняла, потому что так и не узнала – времени на прогулки почти не оставалось. По этой причине она не обзавелась и подругами. Впрочем, повторилась школьная история: списывать конспекты – списывали, а на тусовки не звали. Парни в ее сторону поглядывали, но, наткнувшись на холодный взгляд, сблизиться даже не пытались. Это Полину устраивало, ей не нравился никто – ни сокурсники, ни молодые преподаватели, которых обхаживали студентки в надежде на зачеты автоматом.

Полина все же отбыла свой час на тусовке в клубе, где с группой отмечали получение дипломов. К ней подкатывали уже в открытую, одному из парней она даже позволила себя приобнять за плечи, но вскоре ушла в дамскую комнату и в компанию больше не вернулась.

На следующий день она уже летела в самолете в Сочи…

Полина, задумавшись, забыла о том, что хотела позвонить матери. Она торопливо набрала ее номер.

– Мама, все в порядке, Соланж встретили. Да, сообщили, все спокойно, – отчиталась она. – Как ты сама? Ну ладно. Я не знаю, когда вернусь, это зависит не от меня. Соланж пока останется со мной. Я позвоню завтра, а ты ложись отдыхать. Пока.

Она едва успела договорить, как подошли Казаринов и Соланж.

– Предлагаю поторопиться, едем домой. Полина, нам в ночь предстоит еще одна поездка, помнишь?

– Как я могу забыть о любимой свекрови? – равнодушно бросила она и взяла дочь за руку.

– Мама, как ты думаешь, дядя Арман уже в курсе, что его брат мертв? – спросила Соланж.

– Ты задаешь странный вопрос, Сола! Конечно, бабушка Луиза ему сообщила, не сомневайся.

Соланж молча отвернулась и пошла за Казариновым.

Полина насторожилась. Армана она ненавидела, впрочем, и к свекрови особенно добрых чувств не испытывала тоже.

Нет, Полина так и не смогла найти хотя бы один повод, чтобы забыть мерзкий характер брата Филиппа и постараться быть с ним хотя бы вежливой. Она не терпела его присутствия, даже кратковременного, в их с Филиппом доме, она всегда была настороже, когда муж уходил с ним «по делам», и совсем не выносила, когда Арман заигрывался в доброго дядюшку перед Соланж.

Любимым его выражением было: «Вот подрастешь немного…». Гадкая улыбочка на некрасивом лице делала его совсем отталкивающим, но Соланж смотрела на дядю с восторженным ожиданием. Это бесило Полину, она пыталась говорить с Филиппом, тот сам братца терпел лишь из-за матери. На какое-то время визиты дядюшки прекращались, но Арман возвращался вновь.

В четырнадцать лет, в свой день рождения, Соланж вернулась домой сильно навеселе. И хотя родители решили не отчитывать девочку, Полина очень хотела узнать, кто ее так напоил. Ее догадки подтвердились, Соланж призналась, что это был Арман.

Дочь не ругали, но с этого дня двери их дома для родственника были закрыты наглухо. Дальше порога его не пускал даже родной брат.

Узнав об этом, с Филиппом, и тем более с Полиной, перестала общаться