Василек. Часть первая. Кукольник. - Иван Петровский

дети, ни разложившихся на теплотрассах – тел лиц категории БОМЖ. Им никто не поведает о тонкостях насилия над жертвами и нюансах при совершенных преступлениях. Это очень хорошо. Пусть. Пусть они не видят не знают не слышат этого. Пусть ТАКАЯ жизнь течет мимо их обычной, повседневной жизни. А опер-переживет. Он сам выбрал свой путь. Самое сложное – работать по преступлениям, связанным с насилиями над детьми. Сознание все время находится на какой-то грани между здравым смыслом, говорящим, что есть закон, и эмоциями, сладко обещающими внутреннее удовлетворение после умерщвления тобой – преступника, за такое преступление, Человека, которого язык не поворачивается назвать этим великим словом. Водитель прервал ход размышлений, озвучив название нужного оперу пункта назначения.

Старший встретил в отделе. Зашли в знакомый кабинет уголовного розыска.

– Рассказывай.

– Ну, часть ты знаешь. Про человека – подробнее. Жулик, Николай М., 52 года, живет с мамкой в частном доме. Дом-рядом с нашим оврагом. Ранее судим за кражу, но еще в «мохнатых годах». Отсидел пару лет, освободился условно досрочно. Был женат. Разведен. Детей нет. Работает в магазине «Мишка», продуктовый магазин у нас, грузчиком и дворником. День работает – два не работает. Любитель употребить спиртное. Пьет один. Ранее работал во Дворце Творчества. Так же дворником. На момент убийства Саши уже там не работал. В день этого преступления, на работе не был. Пил дома. Мать сказала, что допил бутылку и пошел за второй. Потом прибежал и заперся, а потом и мы нагрянули. Мать в принципе адекватная. Устала от его образа жизни. Домой никого не приводит. К детям видимых притяжений не показывал. Ничего подобного не говорил. Теперь – что сам говорит. Был дома. Пил. Перебрал, но «не догнался». Пошел за водкой. Шел как всегда, через овраг. В принципе, я проверял, так действительно путь короче. Спустился уже в темноте. Увидел девочку. Говорит, что не понимает, что на него нашло. Догнал ее. Типа захотел познакомиться и схватил за талию, а девчонка начала кричать. Говорит, что не помнит, что засунул руку под штаны и в трусы, но не исключает этого, так как был сильно пьян. Потом увидел двух мужиков, девчонка кричала и вырывалась. Он ее толкнул и побежал к дому, где и заперся. Что девочка говорит: шла из кружка, через лог, подбежал сзади незнакомый мужчина, прижал сбоку одной рукой к себе, а вторую руку засунул в штаны и трогал. От мужчины разило спиртным. Она начала кричать. Ее услышали другие мужчины, которые побежали к ним. Мужчина ее оттолкнул и побежал, а она убежала домой и рассказала родителям. Девчонка очень напугана. Девочку опросили. Мужиков опросили. Все подтверждают. Прокурорский его допросил. Дело возбудил. Закрыл по «сотке». Про убийство начали с ним говорить еще ночью. Почти до утра говорили. Сначала говорил, что не он. Потом начал говорить, что не хочет сегодня про убийство говорить, что поговорим потом, но он подумает над моими словами.

– Над какими словами он должен подумать?

– Над словами раскаяния под тяжестью греха, совершенного им преступления конечно, и возможных негативных последствиях, при отсидке по нехорошим статьям.

– И что, прям обещал подумать?

–Да.

– Ты веришь, что это его «делюга»?

–Верю. Это точно он. Все в масть: и место, и время, и возраст ребенка. Просто в этот раз ему не удалось завершить начатое. Помешали. Я печенкой это чувствую!

– Она, то есть печенка, у тебя еще не разложилась под воздействием горячительных напитков?

– Чего????!

– Да шучу я. Шучу. Не обижайся. Ты требование на вывод-взял?

– Взял. Ты все-таки хочешь с ним поговорить?

–Да.

– Зачем? Дай нам два дня и будет явка.

–Мне явка не нужна. Мне нужно понимание, он это действительно или не он.

– Пойдем.

Спустились в изолятор. Отдали заполненное требование и прошли в комнату для допросов. Стол, пара прикрученных к полу стульев, суровые стены, металлическая дверь с глазком. Прокуренные квадратные метры не располагали к доверительным беседам, а только нагоняли тоску. В этих стенах не хотелось говорить вообще ничего и ни с кем. Закурили. Пепельницей служил лист бумаги, скрученный в кулек, похожий на те, в которых бабушки продавали семечки. По коридору раздались шаги. Заслонка дверного глазка на пару секунд отошла в сторону и вернулась на место. Из-за двери чей-то голос, вероятно конвойного, сказал сурово: – У нас –не курят!

– Мы –знаем, – невозмутимо ответил Григорьев, продолжая курить.

Человек за дверью двинулся дальше по коридору. Через некоторое время привели жулика. Конвойный открыл дверь, завел человека и вышел.

– Садись, – сказал Старший.

Странно, но по внешнему виду и повадкам человека, довольно часто можно было очень точно угадать статью уголовного кодекса, по которой ранее отбывал наказание. Ранее судимые за мошенничества держались абсолютно иначе, чем лица, судимые за причинения вреда здоровью. По внешнему виду, Николая М. не был похож ни на маньяка, ни на убийцу. Высокого роста, помятое алкогольной зависимостью и образом жизни, лицо, обросший, трехнедельная щетина. На первый взгляд-ну вор, ну на худой конец-гопник, но никак не насильник. «Первые впечатления бывают ошибочными и нельзя к ним прислушиваться», – подумал про себя Опер Главка, вспомнив случай с одноклассником. Его одноклассник совершил убийство и в ходе общения убедил, что не причастен к преступлению, однако потом выяснилось обратное. А опер поверил. Однокласснику поверил. Как оказалось-зря.

– Садись, Коля, -сказал Старший. – Курить будешь?

Коля сел на стул и вытянул из предложенной пачки – сигарету с фильтром. Молча закурил. Курил медленно, явно выдерживая паузу. Сигарета, зажатая между указательным и средним пальцами-тлела от затягиваний. Пальцы были длинные, узловатые, грязные.

– Ты обещал подумать, -напомнил Григорьев. – Я дал тебе время. Ты подумал? У нас будет разговор?

Николай уставился взглядом в какую-то точку справа от майора, в углу комнаты. – О чем разговор? -переспросил он.

– Дурака не включай! Ты прекрасно знаешь, о чем разговор.

– Да, -вставляя паузы между словами ответил Николай. – Я подумал. Разговор будет. Это я убил девочку, о которой вы говорите.

Опера переглянулись. Взгляд Старшего был ликующий. Он как бы утвердительно говорил: «Ага! Вот видишь! Я был прав!». Опер Главка просто удивленно смотрел, то на Григорьева, то на Николая.

– Ну вот и хорошо. Рассказывай подробно. И тебе легче на душе будет и нам проще.

– Я хочу, чтобы вы меня сперва перевели из этого изолятора – в областной. Еще хочу одиночную камеру и гарантии безопасности.

– Ну ты дал, -не скрывая удивления ответил майор. – Перевод в областной изолятор я тебе устрою. Вот, коллега мой из областного розыска. Он поможет. Одиночку, учитывая