Тайна летнего лагеря - Рацлава Зарецкая

вот я все помню, – низким голосом произнес Глеб. – Помню, как ты любила гулять летом после грозы и дышать пропитанным озоном воздухом. Как ты одно время ела только эскимо, и твой нос постоянно был в шоколаде. Я помню все, что связано с тобой так хорошо, будто не было этих двух лет разлуки. Будто ты была со мной в Италии, просто более эфемерная, воздушная и молчаливая.

Я застыла на месте, пораженная его словами. Глеб смотрел на меня так, как не смотрел никогда: с нежностью, надеждой и… желанием?

– В тот день я хотел признаться тебе в своих чувствах, – прошептал Райский. – Но новость о переезде не позволила мне этого сделать.

– Очень жаль, – так же тих произнесла я, пристально глядя на Глеба. – Я бы очень хотела услышать от тебя признание…

– Ну услышала бы ты, и что? – печально усмехнулся Райский. – Я бы уехал, а ты осталась. Отношения на расстоянии? Я бы не стал тебя мучать этим.

– Вот именно, не стал бы, – фыркнула я. – Ты сам это решил, даже не зная, чего бы хотела я! Знаешь, я простила тебе то, что ты бросил нас с Максом. Ты хотел остаться с мамой, глупо винить тебя за этот выбор, но то, что ты решил поступить по-своему, меня злит, Глеб. Может быть, я не против отношений на расстоянии. Может быть, мы бы общались так часто, что надоели бы друг другу. Может быть, ты бы вернулся после своего совершеннолетия, и мы бы были вместе!

Райский открыл было рот, чтобы ответить, но, так и не найдя слов, снова его закрыл. Хмыкнул, закусил нижнюю губу.

Я смотрел на него и как никогда ощущала то, как меня к нему тянуло. Максим нравился мне, но так, как к Глебу, меня к нему никогда не тянуло. Недавно я задумалась о том, что мне, скорее всего, нравятся они оба, но это было не так. Повторюсь, Максим мне нравился, но в Глеба я была влюблена. И эта влюбленность никуда не ушла за два года разлуки.

И вот он стоит передо мной и признается в чувствах, которые я, увы, никак не могу принять. Потому что до ужаса боюсь, что он снова бросит меня с разбитым сердцем.

– Наташ, я… – начал было Глеб, но его перебил появившийся Игнат.

– Привет, солнце! – крикнул он, подходя к нам. – Прости, что так долго. Был серьезный разговор. С отцом.

Одет Игнат был стильно: темно-синий пиджак по фигуре, белая футболка, светлые джинсы и белые кроссовки. Он старательно уложил волосы и теперь казался намного взрослее своих лет.

Райский смерил Игната хмурым взглядом, но тот на него не обратил никакого внимания, будто Глеб был декорацией. Закинув руку мне на плечо, Игнат спросил:

– Идем?

Я бросила на Глеба короткий взгляд и, улыбнувшись Игнату, сказала:

– Идем!

Внутри бушевала лавина чувств, но я сдерживала ее как могла и широко улыбалась Игнату. Его рука на моем плече раздражала, но я не стряхивала ее, чтобы позлить Глеба. А он, я уверена, злился вовсю, сверля наши спины пристальным взглядом.

Все, Райский, поезд ушел! Надо было раньше признаваться мне в своих чувствах!

Дискотека проходила в специально отведенном для этого здании с отличной шумоизоляцией. Когда мы подходили к нему, не было слышно ни намека на музыку, однако войдя внутрь, я чуть не оглохла от громкого звука. Здесь была и стойка для диджея, и танцпол, и огромный диско-шар. Народу уже собралось много. Все смеялись, танцевали и громко разговаривали. За стойкой диджея стоял один из вожатых, кажется, Роман. Рядом, пристально следя за всеми, стоял мой брат. Однако, поймав на себе мой взгляд, Илья растянул губы в добродушной улыбке и помахал мне. Я тоже улыбнулась и помахала ему в ответ.

– Тебе принести какой-нибудь напиток? – крикнул мне на ухо Игнат.

– Колу! – крикнула я ему в ответ.

– Колу и кое-что еще для красавицы Наташи! – игриво подмигнул мне Игнат и скрылся в толпе.

Мне оставалось только со страхом гадать, что там за «кое-что еще» подготовил мне Игнат. Сюрпризов я не любила.

Позади послышался противный смех, похожий на конское ржание. Я повернулась и увидела Белову, повисшую на шее Максима. Запрокинув голову, она громко ржала. Затем, увидев меня, успокоилась и, тряхнув распушенными волосами, всем телом прижалась к Снегову и провела губами по его шее.

Скривившись, я отвернулась и принялась искать глазами Игната. Вот где он, когда так нужен? Перед глазами так и стояла Беловская рожа, которая была так близко к лицу Макса. Не то, чтобы я ревновала, просто мне было противно. И обидно, что меня променяли на нее.

Музыка вдруг резко прервалась, и диджей произнес в микрофон:

– А теперь песня для самой красивой девушки на танцполе! Наташа, лови привет от Игната!

И только я подумала, что хуже этого ничего не может быть, как раздалась песня «Натали» Григория Лепса.

– О, нет! – взвыла я.

Хотелось убежать, но с одной стороны топтались Белова со Снеговым, а с другой ко мне уже шел довольный Игнат с напитками.

– Ну как тебе сюрприз? Понравился? – тут же спросил он.

– Ага, потрясающе просто! – сказал я и, забрав из его рук бокал с колой, залпом его осушила. И тут же закашлялась. – В нем что, алкоголь?

– Чуть-чуть, – с невинным видом признался Игнат и, распахнув пиджак, продемонстрировал торчащую из кармана фляжку.

– А если вожатые узнают?

– Ой, Натали, не будь занудой!

Сзади снова раздалось конское ржание, и мне не надо было оборачиваться, чтобы понять, что это Белова.

Да плевать! Сегодня я докажу всем, кто меня предал, что мне здесь великолепно, и что они мне никак не помешают веселиться!

– Потанцуем? – спросил Игнат.

– Потанцуем, – согласилась я. – Только давай еще выпьем по стаканчику?

Глава 17

Илья

– Если тебя с этим поймают, ты сразу же вылетишь из лагеря! Хочешь, чтобы это случилось? – Марьяна нависла над сжавшимся от испуга хиленьким пареньком, держа в руках пачку сигарет.

– Не хочу, – проблеял он.

– Тогда зачем носишь с собой эту гадость?

– Они не для меня, а для других ребят. Чтобы подружиться.

– Хороший, однако, способ подружиться, – усмехнулся Илья, который уже некоторое время стоял неподалеку и наблюдал за этой сценой. – В мое время яблоками угощали, конфетами, хлебом с вареньем.

– Говоришь так, словно ты намного старше меня самой. – Марьяна скрестила на груди руки и с упреком взглянула на Илью. Кивнув на паренька, она добавила: – Сам от него еще далеко не ушел.