Наследники чужих судеб - Ольга Геннадьевна Володарская

прежде, чем подарить. Такие же Ванюша перекинул через кладбищенский забор, когда забрался на него… И такие же были найдены в захоронении подруг-сектанток. Из них были сплетены их венки!

— Я возьму их с собой? — спросил Мишаня.

— Зачем? — удивилась она.

— Выкину в мусорный бак за забором, — соврал он.

— Они с могилы, да?

Он не успел ответить, поскольку из дома вышел мужик в робе. В руке он нес треснувшую доску.

— Лестница на чердак ремонту не подлежит, — сказал. — Менять нужно. — И швырнул сгнившую ступеньку в бочку для мусора. — А с остальным я справился.

Только тут он заметил Зорина и напрягся.

— Зрасьте, товарищ майор.

— Шабашку нашел, Норрис? — не ответил на приветствие тот.

— Не возбраняется.

— Знает хозяюшка о твоем прошлом?

— Знаю, — ответила за него Оля.

— И все равно пустила в дом?

— Человек отсидел свое…

— Вот именно, — набычился Норрис.

— Давайте я с вами расплачусь, — сказала Оля и сунула руку в карман фуфайки. — Сколько с меня с учетом того, что лестница не отремонтирована?

Он назвал сумму. К слову, вполне адекватную. И, получив ее, тут же удалился.

— Даже инструмент не забрал? — подивился Зорин.

— Норрис вернется — работы в доме еще много, он справился только с той, что мы на сегодня наметили.

— Не пускай его больше.

— Да почему?

— Ты точно все о Норрисе знаешь? За что сидел?

— Он все статьи назвал. А сын тети Веры, Борис, за него поручился.

— И сто тридцать первая фигурировала?

— Точно не помню. А что это за статья?

— За изнасилование. Норрис всю свою жизнь девок силой брал, но они на него заявы писать боялись. Рецидивист все же. Но нашлась одна смелая, посадила. Последний срок Норрис по сто тридцать первой мотал. Вернулся на слабый пол еще сильнее озлобленным, напал на одну пожилую женщину, когда она в огороде копошилась, но не успел овладеть — спугнули.

— За попытку изнасилования тоже сажают, так ведь?

— Конечно. Но откупился Норрис от старушки. Поэтому сейчас шабашку и ищет, чтобы долги вернуть.

— А мне Борька сказал, что на свадьбу копит, — упавшим голосом проговорила Оля.

— Он лицо заинтересованное.

— У него Норрис занял?

— Не совсем так. У самого Борьки денег нет ни гроша. Всеми финансами в семье заправляет супруга. Она же и бизнес ведет. Но Борька, чтобы друга детства выручить, вытащил из сейфа энную сумму. Как смелости хватило, не знаю. Думаю, Норрис его на слабо взял. А похоронная императрица Ольгино денег хватилась и устроила муженьку взбучку. Не просто отругала — побила. С фингалами ходил. — Об этом тетка рассказывала деду, вернувшись с ярмарки меда, а Мишаня услышал. — Теперь у друзей-приятелей задача поскорее долг вернуть, чтобы еще больше не разозлить Борькину супружницу.

— Почему ее боится муж, я еще как-то понимаю, но рецидивист Норрис…

— Опять забыл, что ты не местная, — хмыкнул Мишаня. — Она племянница Годзиллы, а в Ольгино страх перед ним и его родственниками живет в генах.

— Странно, что она выбрала никчемного Борьку. Могла бы кого получше… Застращать!

— Вообще, они почти идеальная пара. Она командует, он беспрекословно подчиняется. Всего раз под дурное влияние Норриса попал и накосячил, а обычно по струнке ходит. К тому же Борис непьющий, спокойный, верный.

— Попробовал бы он изменить! — рассмеялась Оля, но тут же посерьезнела. — Что мне с инструментом делать? Отнести его тете Вере? Я не хочу больше с Норрисом встречаться тет-а-тет — от него меня Персик не защитит, он его знает и принимает.

— Давай я заберу и отвезу в ритуалку. Он же оттуда инструмент взял.

— Большое тебе спасибо.

— И работников не ищи больше, а то опять проходимца в дом пустишь. Я спрошу у тетки телефон мастера, который нам ремонтировал пол в бане.

— Если ты мне еще порекомендуешь хорошего автослесаря, я тебя расцелую.

— Ради такой награды я постараюсь!

Они посмеялись, а через пять минут распрощались у ворот.

— Аванс можно? — спросил Мишаня и коснулся кончиком пальца своей щеки.

Оля встала на цыпочки и чмокнула его. Зорин как мальчишка покраснел, ведь о поцелуе с ней, именно таком, невинном, он мечтал столько лет.

Глава 5

Она не стала выходить на крик тети Веры. Сидела в доме тихо, как мышь, будто ее нет. Благо еще не стемнело и свет в окнах не горел.

Престарелая соседка со скрипучим голосом была не той компанией, в которой приятно коротать вечер…

Но другой нет, и это печально!

«Пожалуй, я погорячилась, когда заявила матери, что останусь в Ольгино на все лето, — размышляла Оля, стоя у гладильной доски. Шторы она повесила влажными, и они отвиселись, по постельному белью и полотенцам нужно утюгом пройтись. — В детстве всегда есть чем заняться. И подружки сами находятся, и приключения. А что делать взрослому человеку в городишке, где, кроме краеведческого музея и кинотеатра, ничего нет? Культурно обогатиться хочется, наверстать упущенные годы, раз времени свободного вагон, но как?»

— Машину нужно делать, — самой себе ответила Оля. — Чтобы в Энск гонять. Там и театры, и арт-пространства, и выставки, и фестивали всевозможные проводятся… И там никто не знает о том, что я внучка Никифоровны и племянница Аленки Фрязиной по кличке Фря!

Еще Оля подумала, что неплохо бы найти работу. Но опять же не в Ольгино, а в ближайшем городе. До него на электричке доезжать можно. В деньгах она не нуждается, но это пока. Жизнь в провинции оказалась не такой дешевой, как ей думалось. А если начинать по театрам ходить да в рестораны заглядывать, ее заначки не то что до осени, до середины лета не хватит.

За окном снова раздался крик. Голосила уже не тетя Вера, а какой-то мужик. И звал он не Олю, а некоего Максимыча. Спьяну дом перепутал, не иначе. А вообще их улица тихой была. И на ней, скорее всего, до сих пор жили ее давние подружки. Оля стала перебирать их в памяти: Галка, Санька, Жанарка. Первая — боевая, ловкая, вечно с ободранными коленями и локтями ходила, потому что по деревьям лазить любила, но падала с них постоянно. Санька частушки пела матерные. Выступала перед пьяненькими мужиками с концертами, а они ей за это немного мелочи давали. Жанарка же была пышной, степенной, всегда аккуратно причесанной и нарядно одетой. С малых лет она мечтала об одном — о счастливом браке, и в каждом пацане азиатской внешности видела будущего жениха.

— Я выйду замуж только за своего, — неустанно повторяла она. А Санька, хохоча, ей отвечала:

— Нет в Ольгино больше казахов, только