Искатель, 1999 №12 - Станислав Сергеевич Зотов

Над рекой туман расправил перья,

Сосны наклонились, чуть дыша…

Серебристый, быстроногий, хмельный

Ветер в перелеске задрожал…

Дверь распахнулась. На пороге стояли два милиционера и тот пьянчуга, что выманил у Аллы Юрьевны деньги на бутылку. Они сделали свое дело, он стоял, покачиваясь, и обалдело смотрел на стол с напитками и закусками. То, что в комнате были люди, его мало интересовало. Молоденький страж порядка тихо спросил:

— Никто не знает этого мужчину? Может, вы в окошко его с кем-нибудь видели?

Все молчали.

Из-за спины милиционера показался директор типографии и внушительно, с укором глядя на стол и на смутившегося Эдуарда, важно произнес:

— Они тут одно происшествие расследуют. Отнеситесь, пожалуйста, повнимательнее. Посерьезнее.

— А что за происшествие? — разом воскликнули Иван и Глеб.

— Кражу, — просто ответил милиционер. — А вы, мужчина, никого тут не узнаете? Здесь нет той женщины?

Пьянчуга, едва удостоив их всех взгляда, быстро ответил, что нет, и потянулся к столу. Не ведая, что творит, Алла Юрьевна схватила со стола яблоко и поднесла, протянула ему.

— А ты… ты… ты! — пьянчуга указывал на нее пальцем, а глаза его смотрели не просто насмешливо, а издевательски!

— Что? Она? — спросил мальчик-милиционер. — С ней вы столкнулись на улице? Отвечайте же, помните, что вы — единственный свидетель!

Алла Юрьевна похолодела, и потому ей нетрудно было сохранить хладнокровие.

— Ты… ты! А ты… добрая, — наконец закончил свою тираду пьянчужка. — Добрая! Яблоко дала! А бутылку кто мне даст, а? Без бутылки никуда больше не пойду! — и он уселся на первый же свободный стул, опустил голову и приготовился уснуть.

— Так. Можно расходиться? — осведомился Эдуард.

— Да, пожалуйста, — ответили милиционеры.

Вслед за всеми выскочила и Алла Юрьевна…

В корректорской было темно. Белые ночи уже кончились, и Алле Юрьевне приходилось на ощупь находить все нужные предметы. Правда, иногда на вокзале включалась какая-то реклама, и ее отсвет позволял Алле Юрьевне устроиться поудобнее. Самое интересное, что теперь, тайком оставшись здесь на ночь, чтобы утром до прихода уборщиц успеть освободить свои сокровища, она не могла отсюда выйти — лестницы с обеих сторон здания, оказывается, после рабочего дня блокировались решетками и запирались на банальные висячие замки. Жаль, что нельзя было зажечь свет. Накануне, помотавшись по редакционным кабинетам, пообщавшись со всеми, кто был, сто раз пробежав по цеху, Алла Юрьевна так и не смогла вызволить спрятанную сумку — в этот день газета переверстывалась несколько раз и в цехе все время кто-то топтался. Что ж, утром она и вида не покажет, что здесь ночевала, — можно же зайти к девочкам с раннего утра, чтобы отдать написанный к юбилею стих! Алла Юрьевна, бывший член профкома, помнила, что вслед за Машиным всегда справлялся день рождения подчитчицы Эли. Поздравить Элю надо обязательно, ведь подчитчик, помощник корректора по сверке текстов, чтобы в газете не оказались пропущенными слова или целые фразы, — профессия уходящая, компьютеры такие вещи будут делать сами.

Ах, Эля!

Ты родилась не в метели,

Отсюда— весела и горяча!

«Горяча» отлично рифмовалось с «лампочкой родного Ильича», и Алла Юрьевна засмеялась. Чего только не придет в голову! Со смехом она отмела и «кто-то просит кирпича». Строфа закончилась достойно —

Мужчины тают пусть в твоих лучах…

Следующие несколько четверостиший сложились легко и свободно. Когда будет светать, Алла Юрьевна спокойно перепишет это с ночных каракулей нормальным почерком и «только что принесет» в корректорскую Маше для оценки, а уж потом отдаст редактору…

Уснуть на сдвинутых стульях она никак не могла, разместиться на полу боялась — в корректорской раньше были тараканы и мыши. Забралась на стол, но там оказалось еще хуже, чем на стульях. Впрочем, это и хорошо, утром надо не пропустить нужный момент. Неожиданно на этаже послышался какой-то шум и железный скрип, и Алла Юрьевна подумала, что так отдается, отражается в помещении уличный шум.

Наверное, было уже далеко за полночь, когда она поняла, что находится здесь не одна. Осторожные, крадущиеся шаги проследовали в туалет… Впервые за весь этот день Аллу Юрьевну объял настоящий ужас. Она на цыпочках подошла к двери и заперла ее на задвижку. Не успев отойти на свои позиции, она услышала, как человек из туалета направился прямо к ее дверям… В туалете он, очевидно, искал ключ, который вешали там на гвоздик все корректоры и который лежал сейчас у Аллы Юрьевны в кармане… В углу корректорской стояли шкафы, как бы отгораживая собой маленькую комнатку от всего этого большого пространства. В шкафах была кое-какая одежда девочек, чай, кофе, посуда, а в самых больших хранились «куклы» — свернутые в трубочку машинописные тексты уже вышедших газет. Аллу Юрьевну так и тянуло спрятаться за этими шкафами как за надежной стеной, но какое-то десятое чувство заставило ее отойти, а вернее, почти отползти к противоположной стене и разместиться там на четвереньках за одним из столов. И вовремя, ибо неизвестный как-то легко отодвинул задвижку, осторожно вошел в комнату и направился именно к шкафам. По тому, как свободно он ориентировался, Алла Юрьевна поняла, что этот человек бывал здесь не раз. И только там, за шкафами, он зажег фонарь… По звукам, шорохам Алла Юрьевна поняла, что он перебирает «куклы». Господи, зачем? По опыту она знала, что целей здесь может быть несколько, но идентичных — установить автора какой-нибудь критической публикации, скрывшегося за псевдонимом, или же причину проскользнувшей ошибки, если кажется, что она сделана намеренно… Такие случаи уже бывали в редакции, но раньше «поисковики» были хорошо осведомлены и искали не в корректорской, а в отделе фельетонов или в отделе писем, в архиве, куда сдаются оригиналы всех статей, письма, жалобы и так далее. Этот же товарищ был исключением из плохих, совсем не джентльменских правил. Неожиданно из-за шкафов раздался тихий свист, и приятный мужской голос стал варьировать на разные мелодии одну и ту же фразу: «Кому кирпич на голову спустить…» Голос показался ей знакомым. Ба, мужчина явно что-то нашел, бумага за шкафами отчаянно зашелестела, и тот же голос уже без песни растерянно произнес: «Какой знакомый почерк…» Что ж, очевидно, уже отпечатанный материал дали на проверку автору и он, несмотря на псевдоним, при правке оставил там свой настоящий «автограф»… Судя по звукам, ночной гость свернул нужные ему бумаги и засунул их в карман. Обратно