Тест на доверие - Галина Владимировна Романова

Они так увлеченно говорили и строили планы перевоспитания Стаса Осипова – четырнадцатилетнего оболтуса, решившего, что ему все на свете позволено, и даже школу бросить, что не заметили припаркованной чужой машины напротив подъезда Наташи. И совсем не обратили внимания на то, что эта машина поехала следом за ними и не отстала от них ни на одном светофоре, только держалась чуть сзади – иногда через две машины, иногда через три. Лишь на шлагбауме в коттеджный поселок незнакомая машина пропала. Потерялась, так и не будучи ими замеченной.

Глава 20

Маша нервно вышагивала по приемной перед кабинетом полковника Зорина. Он куда-то отъехал, как сообщила ей секретарь – девушка во всех отношениях приличная и серьезная, заочно обучающаяся на юридическом и мечтающая сделать карьеру сыщика. На Машу она посматривала с благоговейным обожанием, потому что слухи о ее смекалке и профессиональном чутье за год успели расползтись.

– Товарищ старший лейтенант, да вы присядьте, – приветливо улыбнулась ей секретарь из-за монитора. – Товарищ полковник уже подъезжает. Будет с минуты на минуту.

«Бестолковая какая, – подумала Маша раздраженно. – Если Зорин подъезжает, чего рассиживаться?»

Но потом усовестилась. Девушка просто пыталась быть вежливой. Нельзя так реагировать, даже если причиной служит твоя собственная нервозность. Нервозность, вызванная принятым решением.

Решение было непростым. Она собиралась рассказать Зорину все-все-все, что ей удалось узнать. И про семейные дела Лебедевых в том числе. Про тайны собственной семьи так тем более. Понимала: полковнику не понравится, что она поверх головы майора Подгорного собирается делать доклад. Но вариантов у нее не было. Ни Подгорный, ни ее брат Миша не подержат ее и не позволят даже смотреть в сторону этих скверных историй, каким-то образом пересекающихся сюжетом. А если говорить протокольным языком, то мошенническая схема, по которой действовали преступники, была идентичной.

– Ну, просто один в один, Валера! – округляла она глаза сегодня за завтраком. – Словно это одни и те же люди обирали несчастных и доводили их до самоубийства.

– Возможно, – осторожничал Валера.

То ли ее ошибки боялся, то ли последующего за этим разочарования. Но одно было хорошо: он ее поддержал и не стал оспаривать с пеной у рта ее версию, как это делали два года назад ее брат и все их коллеги.

– Конечно, я понимаю, что это не одни и те же мошенники. Это было бы уж слишком… – Маша неопределенно повела рукой в воздухе. – Но то, что схема идентична, спорить сложно.

– Сложно, – кивал он, поедая кашу, которую сам же и приготовил.

Маша отказалась ее варить и есть тоже. Пофыркала и призналась, что еле выдерживала утреннее меню, проживая с братом. Она ненавидела овсянку и каждое утро давилась ею, боясь его обидеть. Он же старался.

– Эти сволочи, наживающие себе состояния за счет человеческой доверчивости и недальновидности, на мой взгляд, заслуживают самого сурового наказания, – рассуждала Маша, рассматривая склонившуюся над тарелкой Валеркину голову, вымытую десять минут назад ее шампунем. – Наше законодательство к ним слишком лояльно. Давно пора пересмотреть закон. Это уже не наперсточники, обманывающие зевак на привокзальных площадях и рынках. Это преступные синдикаты. Они… они растут как на дрожжах, выдумывая все новые и новые схемы. Это… это ужасно, Валера!

В этом месте голос ее дрогнул. И Валера резко вскинул голову, сразу запереживал. Он вообще за нее сильно волновался, это она поняла еще по их совместным делам в их городе. Пожалуй, даже больше, чем брат Миша, волновался за нее Валера. И от этого она не чувствовала себя такой одинокой. И это нисколько ее не раздражало, наоборот. Тем более что Валера переживал за нее тихо, ненавязчиво.

После завтрака Маша довезла его до ближайшей станции метро. Ему было на смену в ночь. И он хотел отоспаться в своей съемной квартире. О встрече договорились на завтрашний вечер. И он взял с нее слово, что она сто раз подумает, прежде чем пойдет к Зорину со своими идеями.

– Он может счесть их дикими, Машка.

– Может. И пусть. – Она подозрительно прищурилась в его сторону. – А ты тоже так считаешь?

– Нет. Я – нет, – глянул он честно. – Но обещай сто раз подумать…

Сто раз думать ей было некогда. Пару раз мысленно прошлась по сомнительным моментам, способным рассердить Зорина. Сочла, что они незначительны и полковник может даже не обратить на них внимания. И, швырнув в кабинете сумку на свой стол и оставив куртку в шкафу, сразу отправилась на второй этаж, в приемную. И маршировала уже минут десять, проигрывая весь диалог в лицах.

– Лунина? Ты чего здесь? – Зорин подозрительно осмотрел ее вытянувшуюся в струну фигуру в черных джинсах и черном тесном свитере. – Надеюсь, не на увольнение рапорт принесла? А то вы чуть что, сразу увольняться! Развели тут, понимаешь, шантаж по профилю!

Кто ему угрожал личным увольнением, Маша не знала и даже догадываться не собиралась. Ей было все равно.

– Никак нет, товарищ полковник. Я к вам по делу. По очень важному делу.

– А почему ты, а не майор? – Он пошел в кабинет, пригласив ее за собой жестом. – Что опять меж вами не так? Жаловаться прибежала? То он на тебя, то ты на него.

– Никак нет, товарищ полковник. Я к вам по делу. По очень важному делу. Оно касается братьев Лебедевых, – уточнила она, успев подумать, что Подгорный все же засранец – бегает жаловаться.

– Ты опять?! – резко обернулся на нее Зорин, даже не дойдя до своего стола. – Никакого дела братьев Лебедевых нет, старший лейтенант! Что ты никак не успокоишься? Что тебе покоя не дает его самоубийство?

Он приостановился. Провел ладонью по седым волосам. Вдруг вернулся к двери и попросил секретаршу приготовить им два кофе. Это могло быть как хорошим признаком, так и не очень. Зорин мог под кофе устроить ей нагоняй по теме нарушения субординации. А мог и выслушать.

– Садись! Чего столбом торчишь посреди кабинета? – проворчал он, вешая теплую форменную куртку в шкаф. – Пока Наташа кофе готовит, быстро, в двух словах. Говори…

В двух словах не вышло. Но ее рассказ был стройным, обоснованным, хотя и не без неприятных подтекстов. Это когда коснулось нежелания Лебедева-старшего обнародовать обличающие мошенников файлы.

– И его можно понять, товарищ полковник. Майор Подгорный, к примеру, сразу заподозрит Ивана Семеновича в том, что тот сначала разорил брата, потом выманил у него акции, а после довел о самоубийства.

– А так не только майор Подгорный может заподозрить, Лунина. – Он глянул на