Пока любовь растворяется в воде - Фульвио Эрвас

стремительно распахнувший заржавевшие врата памяти, читающий дневник первой любви, теплый и уютный, как старое, одно на двоих, бабушкино одеяло, интимный, как общее дыхание, ароматный, как только что распустившийся цветок, и бесконечный, как безбрежная гладь океана.

Это всего лишь поцелуй, Стуки!

Несколько секунд они не шевелились.

«Завтра возьму выходной на весь день», — решил инспектор.

Комиссар Леонарди не поверил своим ушам. Что? Они в самом разгаре такого сложного расследования, а он, Стуки, вздумал отдыхать?

— Всего один день, — настаивал инспектор Стуки.

— И какие же у вас неотложные дела? — язвительно спросил Леонарди, зная наперед, что ответа он не получит.

Шагая по коридору, Стуки блаженно улыбался. Он встретился взглядом с агентом Сперелли, который поднял вверх большой палец: все окей!

— Так, значит, это старая Бельтраме распространяет фотокопии по всему городу? — спросил Стуки.

— Нет, — ответил Сперелли, — она вышла из дома вместе с дочерью, но вскоре они расстались, и мать пошла одна в продуктовую лавку за покупками.

— Вы не подумали проследить и за учительницей тоже?

— Вы нам не сказали…

«В таком случае, ты это заслужил, — подумал инспектор. — Вы все это заслужили: чтобы я сел в кресло и больше пальцем не пошевелил. Ну и получайте!»

Любовь растворяется в воде, как соль и сахар, которые нет никакого смысла смешивать вместе. «Никогда не исключайте ни одной комбинации», — так любил повторять фармацевт. Он был весьма привлекательным мужчиной, гибким, как сороконожка. Эксперт по водным и спиртовым растворам, порошкам и микстурам.

Он владел лучшей аптекой в городе. Старинный прилавок восемнадцатого века из мореного дуба, стеклянные витрины с аптечными банками, наполненными лекарствами и украшенными этикетками с готическими надписями: они были в состоянии излечивать больных уже одним своим видом. Казалось, что продавцы аптеки скользили на воздушных подушках, изящно предлагая клиентам сироп от кашля или мазь от геморроя и улыбаясь даже тогда, когда ваш экспресс-тест на уровень глюкозы в крови кричал от боли.

Та же серафическая невозмутимость олицетворяла философию владельца аптеки — довольно приятной сороконожки. Он был глубоко убежден, что раз его заведение держится на боли, то оно не предназначено для полного избавления от нее человека, а лишь для ее смягчения. «Ведь если мы полностью излечим все болезни, отпадет необходимость в аптеках, — говорил фармацевт. — Мы разбавляем боль, аптека сама по себе — отличный растворитель».

— Значит, она растворяет и любовь? — спрашивала я его каждый раз, когда он брал меня собой в Триест, стремительно несясь по скоростной дороге, словно горизонтально запущенная ракета.

— Кто знает, — отвечал он, двигая множеством рук, которые позволяли ему одновременно вести машину, звонить по телефону и нежно касаться моего колена, мочки уха или волос, которые он обожал.

Как и всякая сороконожка, фармацевт казался истинным гимном движению. Было что-то глубоко чувственное в этом координированном перемещении рук. Я следила взглядом за плавными движениями его пальцев и кистей, и это приводило меня в неистовый экстаз. Казалось, он был жидким и неуловимым, словно ртуть, но способным при этом с неожиданной скоростью захватить все что угодно. И прежде всего — несметное количество синих таблеток, которыми он торговал из-под полы среди своих клиентов-мужчин, соединяя тем самым некие подпольные лаборатории Восточной Европы с «дисфункциями местного разлива», спровоцированными слишком строгой субординацией на рабочем месте и законами гравитации.

Сороконожка уверял меня, что сам он никогда не пользовался этими препаратами. «Я их продаю, но не одобряю», — говорил он. Кто знает, было ли это правдой? А как доказать обратное? Антидопинг? Это один из тех случаев в жизни, когда нужно мыслить прагматично.

Фармацевт не лгал. По крайней мере, не во всем. И стоит отдать должное его чувству юмора, которое не часто встретишь среди представителей его профессии. Он вел подробный реестр клиентов, которым продавал ярко-синие таблетки надежды. С фамилиями, адресами и телефонами. Исключив наиболее пожилых из них, в отдельный список он записывал мужчин, чьих жен сам регулярно навещал. В то время как фармацевт способствовал походам мужей налево, продавая поддельное лекарство с букетом самых разнообразных побочных эффектов, он лично утешал их жен. Кстати, любовью он занимался как это делают только сороконожки. Не снимая обуви.

Аличе

13 ноября. Суббота

— Дядя, что ты мне посоветуешь приготовить? Из иранской кухни.

Сайрус посмотрел на племянника с подозрением: он сразу все понял.

— Особый повод?

— Обычный гость, дядя.

— Такого всегда знаешь, чем угостить. Ты ждешь в гости женщину?

— Ладно, ты угадал. Так что я могу приготовить?

— Чтобы полностью завоевать ее расположение, — сказал дядя Сайрус, — ты должен умело сочетать горячую и холодную пищу. Помни: вкусная еда способна сломить любое сопротивление в любви.

— Тогда что? Мясо?

— Почти все холодное, как и огурцы.

— Хорошо. Что еще? Рис?

— Горячий. Как и баранина.

— Не думаю, что она любит баранину.

— Каштаны и рис горячие.

— Отлично! Значит, рис с мясом, и на десерт глазированные каштаны.

Стуки задумался, все ли необходимые продукты были у него в доме. На всякий случай по дороге с работы лучше заглянуть в продуктовую лавку. Он воспользуется оказией и зайдет навестить вернувшегося из больницы старика Баттистона, а заодно и выяснит, пора ли ему с Арго готовиться к расставанию.

На балкон квартиры Баттистона вышла полная сиделка-молдаванка. Она посмотрела на Стуки не очень приветливо. Инспектор попытался объяснить женщине цель своего посещения, но та ничего не захотела слушать. Жестом она велела Стуки убираться, будто тот был назойливым, ходящим по домам страховым агентом.

— Синьора, я ничего не продаю. Господин Баттистон желает получить свою собаку обратно?

— Ничего не знаю. Уходите.

— Значит, мне можно пока держать Арго у себя?

— Идите, я сказала, мне некогда с вами разговаривать.

— Понятно. Ну, смотрите, если что — пес у меня. Я Стуки.

Агенты Ландрулли и Сперелли удивленно уставились друг на друга. Они только что прочитали газетную статью под заголовком: «Сенсация! Найденный скелет не принадлежит Аличе Бельтраме!». Так утверждала другая предсказательница, довольно известная в определенных кругах. О том, что все — газеты, полиция и первая ясновидящая — ошибаются, ей, как оказалось, тоже шепнула Мадонна.

Ландрулли что-то невнятно пробормотал. Сперелли чертыхнулся.

— Именно сегодня, когда нет Стуки, — проворчал Ландрулли.

— У инспектора какие-то проблемы?— спросил Сперелли.

— Нет, насколько мне известно. Он просто решил отдохнуть.

— Что мы будем делать?

Оба понимали, что необходимо что-то предпринять. Может быть, позвонить агенту Спрейфико, ведь он уже завтра выходит на работу. А еще в больницу, чтобы узнать, не очнулся ли владелец свинофермы.

Спрейфико ответил им, что чувствует себя как новенький и готов приступить к своим обязанностям, но не раньше завтрашнего утра. Врачи не сообщили полицейским ничего обнадеживающего. Никто пока не мог с точностью сказать, будет ли фермер в состоянии разговаривать, когда выйдет из комы.

Ландрулли вздохнул и предложил Леонарди отправить кого-нибудь навестить и эту прорицательницу, чьи заявления противоречили словам первой.

— Отличная идея! — поддержал его комиссар. — Вот сам этим и займись. И агента Сперелли с собой захвати.

Конечно, как же без Сперелли! Прежде чем уехать, полицейские попросили своего коллегу — агента Пасетти — проверить их служебную машину.

Ландрулли вел автомобиль спокойно и неспешно, в то время как агент Сперелли чуть ли не грыз от нетерпения автомобильное сиденье. Наконец полицейские выехали за город, и машина начала медленно подниматься по извилистой горной дороге. Буквально на глазах окружавшие их облака превращались в грозовые тучи, и уже через несколько