Пока любовь растворяется в воде - Фульвио Эрвас

конечно, рано или поздно оно наступит, но вряд ли будет таким, каким мы его себе представляли. Говоря о будущем, мы вступаем в царство вероятного, на земли завораживающих туманов.

Когда вы чувствуете необходимость в концентрате жизни — это подходящий момент полюбить мужчину-поденку. Отдайтесь чему-то незавершенному: неуловимому вздоху, дуализму частицы-волны. Такой мужчина вызывает к себе чувство длительностью с остановку поезда в метро. Оно превосходно, чтобы проживать любовь без обязательств и лишних слов. Но не стоит просить своего мужчину-поденку, к примеру, подписаться с вами на театральный сезон. Он будет утверждать, будто не знает, что такое сезон. Вы даже не сможете запланировать романтические выходные, ведь он скажет, что не может посвятить вам так много своего времени. И не вздумайте прийти на свидание с поденкой с небольшим опозданием, как это было бы уместно для уважающей себя дамы. Вы рискуете тем, что он уже успел найти вам замену, убежденный в том, что за этот огромный промежуток времени вы страшно постарели или напрочь о нем позабыли.

Впрочем, забыть мужчину-поденку невозможно. Это кажется невероятным, потому что он или совсем не умеет давать обещаний, или обещает бесконечность, то есть ничего. М. никогда не говорил правды, потому что правда требует времени. Тем не менее я не могу сказать, чтобы этот мужчина осознанно лгал, ведь он просто не имел возможности воспользоваться результатами своей лжи. И все же не было никого ярче и фантасмагоричнее, чем он. Каждое его действие было рассчитано таким образом, чтобы не длиться во времени, каждое его слово должно было умереть по пути от его уст к уху возлюбленной. Он заговаривался, словно в бреду, молниеносно сочинял стихи, разыгрывал драматичные сцены и вел себя так, как это делают те, кто ясно предчувствует конец.

Еще необходимо добавить, что мужчины-поденки не любят работать и вообще не желают напрягаться. Так, М. было вполне достаточно пенсии своих престарелых родителей: мамы-учительницы и папы-железнодорожника. Поденки умеют довольствоваться малым, так они о себе говорят. Некоторые из них живут на улицах, площадях и в парках на скамейках. Сидят с полузакрытыми глазами под вековыми деревьями в скверах, запустив руки в густую шевелюру и размышляя о быстротечности жизни.

Вся жизнь М. держалась на тонкой ниточке, привязанной к его безумному сердцу, которое могло остановиться в любую минуту: пока он любовался картиной эпохи Возрождения, прогуливался по набережной Силе, пил красное вино или целовался. Его поцелуи действовали на меня опьяняюще: это было как вызов смерти, как настоящее, которое уже закончилось, и будущее, которое вряд ли наступит.

Жаль только, что я была знакома с кардиологом, который хорошо знал М. Точнее, его сердечную мышцу. «Крепкая, как титан, — так ответил мне врач, — он мог бы горы ворочать».

Конечно, поденке не удалось разбить мое сердце. Если вы живете настоящим, то должны понимать, что даже поденки теперь не те, что раньше. Сейчас все, включая поденок, стремятся жить долго и никогда не умирать.

Аличе

14 ноября. Воскресенье

Микеланджело проснулся слишком рано и с ощущением пустоты в животе. Он еще немного полежал в кровати, напряженно прислушиваясь. В доме царила абсолютная тишина. Мальчик поискал сотовый телефон, который ночью держал под подушкой. Половина восьмого, а его мама еще не встала. Не было слышно привычных утренних звуков: стука щетки по плинтусу, звона вымытой и расставляемой по шкафам посуды и фонового шума телевизора, включенного на канале утренних новостей.

Заложив руки за голову, Микеланджело широко открыл глаза, вглядываясь в полумрак. Время неумолимо двигалось вперед, и уже завтра он должен вернуться в тюрьму под названием «школа», где придется лицезреть эту мерзкую Бельтраме. Впрочем, в их семейке все такие! Он расскажет полиции, что видел в комнате у училки. Обязательно расскажет! Но в обмен он потребует, чтобы ему разрешили не возвращаться в школу. В конце концов, это можно оформить как временную подработку. Он мог бы навести порядок у них в архиве — за определенную плату, конечно же. Пусть только дадут ему возможность, он из архива конфетку сделает. Они еще повесят на дверь благодарственную табличку в его честь.

Микеланджело улыбнулся, вспоминая свою игру с бланками удостоверений личности. Ему показалась забавной идея переписать адреса и выкрасть несколько старых фотографий, чтобы затем подбросить их в почтовые ящики ничего не подозревающих граждан. Мальчишка живо представил себе их изумление, когда, открыв почтовые ящики, чтобы забрать письма и газеты и выбросить рекламные проспекты, они найдут на дне собственный портрет в паспортном формате — с улыбкой двадцатилетней давности, с волосами, возможно, иного цвета, с другим макияжем и выражением лица. Они подумают, что одна комета, сотканная из времени, коснулась их домов и необъяснимым образом сделала их моложе. И тогда они побегут в дом, чтобы посмотреть на себя в зеркало, и заплачут от разочарования.

— Инспектор?

Стуки кашлянул, прочищая горло.

— Да?

— Вы уже проснулись?

— Почти.

— Вы хотя бы в состоянии рассуждать здраво?

— Слушай, Микеланджело… что ты хотел?

— Разве не вы мне говорили звонить вам каждый раз, когда я должен прийти в полицейское отделение?

— Ты прав, эта великолепная идея принадлежит мне.

— Но я звоню вам не только поэтому. Вы хотите узнать другие подробности о семье Бельтраме? Вас это еще интересует?

— Только, пожалуйста, никаких фантазий.

— Ну вот, я так и знал! Вы мне не поверили, когда я рассказал, что старая Бельтраме разбрасывала по городу фотокопии. А это правда.

— Ты хоть одну из них подобрал?

— Конечно. И я их даже прочитал. В них написана всякая ерунда о мужчинах. Вот послушайте: «Любовь растворяется в воде. Как соль и сахар. Но в определенных пропорциях. В противном случае образуется осадок, то есть избыток. У М. всего было в избытке. Как, впрочем, у всех поденок. Это удивительные насекомые, во взрослом состоянии они прекрасны. Но, как известно, любая красота недолговечна».

Стуки вскочил из-за кухонного стола, за которым сидел, ожидая, когда сварится кофе.

— Это что еще за шутки?

— Кофе без сахара, — крикнула Елена из ванной.

Стуки попытался скрыть ее голос кашлем, но Микеланджело все-таки его услышал.

— Вы не один, инспектор?

— Тебе какое дело?

— Я услышал женский голос.

— Не иначе, Девы Марии. Где ты нашел эту фотокопию?

— Этот голос…

— Ты, кажется, что-то говорил о Бельтраме?

— Мне показалось, что это голос…

— Ты хочешь сказать, что у тебя есть доказательства того, что эта старая Бельтраме разбрасывает по городу фотокопии страниц из записной книжки ее дочери?

— Я пробрался в дом Бельтраме.

— Ты ненормальный? — воскликнул Стуки. — И что ты там нашел? — спросил он несколько секунд спустя.

— Невероятные вещи. Но я не могу обсуждать это по телефону.

— Антимама! Прямо сейчас я не могу, я приду к тебе домой через час. Все, пока.

«Вот это поворот!» — подумал Стуки.

— Тебе звонили с работы?

— А? Да, что-то в этом роде. Я должен идти.

— Но мне еще нужно одеться.

— Не торопись, делай все спокойно, будто ты сидишь на берегу океана и наблюдаешь за играющими в воде дельфинами. Когда будешь уходить, просто захлопни за собой дверь.

— Мы увидимся завтра?

Стуки застыл на месте. Выражение глаз Елены было непередаваемым.

Озабоченный инспектор Стуки прибыл в полицейский участок и обнаружил, что агенты Ландрулли и Сперелли были взволнованы не меньше, чем он.

— Наконец-то вы вернулись! — воскликнули подчиненные.

— Антимама, парни! Я всего лишь взял выходной! Один-единственный! Я ведь не отправился в кругосветное путешествие.

Только Спрейфико выглядел так, будто его только что вынули из подарочной упаковки. Казалось, он даже прибавил в весе на домашних