Пока любовь растворяется в воде - Фульвио Эрвас

далеко позади. Следуя за ней по пятам, он дошел до самой больницы и даже решил зайти следом. Но было действительно слишком поздно, и Микеланджело подумал, что рискует тем, что инспектор Стуки, чего доброго, заставит его чистить ботинки всем агентам мобильного отряда, работавшим в вечернюю смену.

На вопрос Микеланджело, на месте ли инспеткор, дежурный ответил утвердительно, но его взгляд не предвещал ничего хорошего: в полицейском управлении все уже знали о подростке и его школьных неприятностях, а также о том, как инспектор Стуки относился к опозданиям.

Было почти четыре часа, когда Микеланджело постучал в дверь кабинета Стуки.

— Это невозможно! — воскликнул инспектор.

Он был не в духе, потому что результаты длиннейшего отчета антропологов о найденных костях его совсем не радовали.

— Все-таки не зря тебя исключили из школы, — не удержавшись, злорадно произнес инспектор. — На месте твоих учителей я бы вообще отправил тебя на целый месяц работать на рудники.

— Даже так? — ухмыльнулся школьник. — Отличный пример ответственного взрослого. Когда налицо столкновение идеологий и у вас заканчиваются аргументы, вы прибегаете к деспотизму.

— Антимама! Что ты такое городишь?

— Да-да, совсем, как та училка, из-за которой меня отстранили от занятий.

— У нее точно были причины. Кстати, что такого ты натворил?

— Ничего особенного. Очевидное злоупотребление властью.

— А мне сказали, что ты ее оскорбил.

— Я всего лишь сказал правду.

— Тебя отстранили на целых четырнадцать дней!

— Совершенно несправедливо!

— Как зовут эту учительницу?

— Беатриче Бельтраме.

Стуки застыл на месте.

— Бельтраме?

— Ну да. Коза еще та! Вы должны были ее…

— Мы?

— Арестовать! Но ваши коллеги ушли, поджав хвосты.

— Ушли откуда?

— Из ее дома.

— Ребенок, ты что творишь?

Микеланджело молчал, что-то обдумывая.

— Я кое-что знаю про Бельтраме, — наконец выпалил он.

— Что именно ты знаешь? — медленно произнес Стуки.

— Я вам скажу, — после недолгого молчания ответил подросток, — но только если вы пообещаете не заводить шашни с моей мамой.

Антимама!

— У меня такого и в мыслях не было.

— Ни сейчас, ни в будущем, понятно?

— Не бойся, такой опасности нет. Выкладывай, что ты знаешь про Бельтраме?

— Поклянитесь!

— Не буду я клясться! Этого еще не хватало!

— Значит, вы врете!

Стуки с удовольствием дал бы этому юнцу пинка под зад. У инспектора было желание оставить его здесь одного, со всеми его прыщавыми подростковыми секретами, даже если у Микеланджело не было никаких прыщей. Но Стуки понимал, что им необходима информация. Он пробормотал что-то о том, что в данный момент был не готов вкладываться в отношения, поэтому ни в коей мере не претендует на сердце Елены. Микеланджело продолжал недоверчиво качать головой, все еще сомневаясь. Но тем не менее он рассказал инспектору, что видел: как старая Бельтраме разбрасывала по городу листки с написанными в них глупостями про мужчин.

Стуки посмотрел на мальчика в замешательстве: это еще что за история?

— Честное слово! — с жаром выпалил подросток.

Антимама, как такое было возможно?

Инспектор попытался дозвониться до Ландрулли, тот как раз возвращался в полицейский участок вместе с агентом Сперелли. Разговор с Беатриче Бельтраме дал результат: женщина сообщила, что хозяин свинофермы звонил ей, чтобы выразить соболезнования на случай, если выяснится, что найденные на его участке кости принадлежат их родственнице.

— Этот факт вам не кажется странным? — спросили учительницу полицейские агенты.

— Всего лишь трагическое совпадение, — ответила Бельтраме.

По словам Ландрулли, она, казалось, была не особо поражена тем, что случилось с фермером, скорее, удивлена.

— Как ты думаешь, ее удивление было искренним? — несколько раз переспросил полицейского агента инспектор.

Прежде чем уйти, они немного постояли у дома Бельтраме. Как объяснил инспектору Ландрулли — чтобы увидеть, как Беатриче Бельтраме на это отреагирует. Чуть позже агенты увидели, как она вышла из дома и направилась в больницу. Она собиралась навестить хозяина свинофермы, но к нему не пустили врачи.

— Вы не заметили поблизости мальчика? Того, вы его знаете, Микеланджело, с которым мне приходится возиться, чтобы защитить его от не самых лучших проявлений подросткового возраста.

Нет, полицейские агенты его не видели.

Антимама. Значит, Микеланджело все выдумал?

Это был один из тех редких вечеров, когда перед ужином ему требовалось немного коньяка на донышке бокала и шоколадный кубик с ромом. Подумать только: синьора Бельтраме распространяет по городу фотокопии листков из дневника своей дочери. Если, конечно, Микеланджело не насочинял. «От такого всего можно ожидать, — сказал себе Стуки. — В любом случае, завтра стоит послать Сперелли проследить за старой Бельтраме».

Инспектор вздохнул и бросил взгляд на дремавшего на ковре Арго. Соседи поговаривали, что старый Баттистон на днях вернется из больницы домой. Кто-то уже навел порядок в его квартире, и, кажется, старику наняли сиделку-молдаванку, которая будет ухаживать за ним в период реабилитации. «А эта псина спит как ни в чем не бывало», — подумал Стуки. Он понюхал остатки коньяка в бокале и взял сотовый. Инспектор решил позвонить Елене. Что такого она могла сказать своему сыну, чтобы тот отважился предложить ему подобный обмен?

— Алло, Елена…

— Инспектор! Вы знаете, а я как раз собиралась вам звонить. На кактусах появились крохотные бутоны. Так что до цветения осталось совсем чуть-чуть. Вы придете, если я вас приглашу?

— Я? Даже не знаю… Мы сейчас очень заняты с одним расследованием… которое никак не хочет раскрывать нам свои секреты.

— Нет такого расследования, которое смогло бы устоять перед вами, — проговорила Елена.

— Вы мне льстите, — ответил Стуки и одним глотком допил коньяк.

— Ой, какая я глупая! Это же вы мне позвонили! Должно быть, вы хотите сказать мне кое-что по поводу Микеланджело?

— Это так.

— Говорите, я вас слушаю.

Инспектору было неловко об этом спрашивать, но для себя он решил прояснить ситуацию до конца.

— Скажите, вам приходилось говорить обо мне с вашим сыном как-то необычно? — попытался сформулировать свой вопрос Стуки.

— Простите, в каком смысле?

— Ну, не знаю, что-то вроде «Какой милый этот инспектор!»

— Если честно, я вас таким не считаю.

Получай, Стуки! Сам напросился!

— Тогда, может быть, вы говорили каким-то особым тоном?

— Это как?

— «Ты виделся сегодня с инспектором?» — произнес Стуки, растягивая слова и пытаясь скопировать манеру Елены.

— У меня нет привычки разговаривать как влюбленная дурочка.

— Тогда все в порядке. Ваш сын сам все понял.

— Что понял, инспектор? — спросила мама мальчика, но Стуки сделал вид, что не расслышал.

— Очень проницательный мальчишка, нечего сказать.

— Если завтра кактусы зацветут, придете на них взглянуть?

Любовь растворяется в воде. Как сахар и соль. Мы все немного соленые и немного сладкие. Внутри, в глубине. По крайней мере, так говорил мой психоаналитик. А уж он-то считал себя специалистом по душевным глубинам.

Я прозвала его солитером. Это такой ленточный червь, который паразитирует в кишечнике человека. Конечно, вряд ли у кого-то черви вызывают симпатию, а глисты тем более. С гусеницами уже дела обстоят по-другому, потому что мы знаем, что однажды они превратятся в прекрасных бабочек.

Моя первоначальная неприязнь к солитеру была связана с его гонораром: мне бы хотелось, чтобы интеллигентный на вид господин в дымчатых очках находил в беседе с красивой девушкой удовольствие, а не источник дохода. Впрочем, моя антипатия к нему скоро испарилась.

Поначалу солитер слушал меня с некоторым