Скверное место. Время московское - Вадим Тихомиров

Ну да, он чувствовал себя последнее время неважно, он похудел, время от времени температурил, есть не хотелось совсем, он кашлял и задыхался даже от небольшой пробежки, и было понятно, что он не в лучшей форме, но чтобы все, что с ним происходило, оказалось не чем иным, как банальными симптомами туберкулеза, он даже в страшном сне представить себе не мог. Двадцатый век заканчивается, а тут туберкулез… Но это был не розыгрыш, и врач, заведующий торакальным отделением городской больницы, его старый знакомый Олег, не шутил. При этом Олег Олегович отхлебывал из огромной кружки французский коньяк, маскируя его под остывший чай. Время от времени он макал в тарелку с сахарным песком идеально порезанные ломтики лимона, аппетитно отправляя их вслед за коньяком.

– Это все, мне крышка?

Олег Олегович хохотнул и оценивающе оглядел потенциального пациента.

– Глупости. До ста лет будешь жить! Если не сдохнешь в тридцать пять. Ты что так побледнел? Я пошутил! Стас, я это лишь предполагаю. А чтобы убедиться, что я неправ, необходимо тщательное обследование. Это займет определенное время. Для начала полежишь у нас недельку, сдашь все анализы. Если ты болен туберкулезом, то болезнь твоя только начинается. Ты вовремя обратился. Мы тебя вылечим. В любом случае твое нынешнее состояние требует лечения, есть там туберкулез или его нет.

– Да если на работе узнают, что у меня тубик, мне крышка, уволят к чертовой матери.

– А зачем им знать? Вести тебя буду я, и только я буду знать, с чем ты ко мне лег. Палата будет отдельная, видеть тебя никто не будет. Кого надо, я предупрежу, кому надо – объясню, что требуется. Сестры тоже будут молчать, да, собственно, это не их дело.

– А как ты положишь меня к себе, если я должен лежать в своей, ментовской, больнице?

– Ерунда. Я договорюсь, у меня там есть знакомые. А когда придет время тебя выписывать, мы в истории болезни напишем, что ты здоров. А потом… Потом будет потом. Будем решать в частном порядке.

– А если всплывет?

– Если сам не проболтаешься, не всплывет. В любом случае решать тебе.

– Скажи, а где я мог подхватить эту заразу?

– Так ты не в школе работаешь с детьми, дружище! Вспомни, с каким контингентом тебе приходится каждый день встречаться. Бывшие зэки, бомжи и другая нечисть. А она как ты сказал, эта зараза – передается воздушно-капельным путем. В основном. Но даже тараканы и мухи могут быть разносчиками болезни, а я как понимаю, в твоей общаге этого добра хоть пруд пруди. Но это опять же мои предположения. А пока… давай по коньячковскому!

* * *

Утренние минуты имели парадоксальное свойство. Они то растягивались до бесконечности, то спрессовывались в невидимую точку. И Большаков, и Рязанский не были знатоками законов физики, но это загадочное явление природы времени их затрагивало напрямую. Пять раз в неделю они обязательно опаздывали на работу и всегда приходили вовремя. Удивительно!

Вот проснувшийся будильник будит их треском своих запчастей. Вот они медленно, словно соревнуясь в неторопливости, встают со своих узких кроватей и не спеша, по очереди, идут умываться. Вот они молча завтракают, еле двигая ложками. Вот они словно нехотя пьют чай. Вот они одеваются, как никуда не спешащие джентльмены из далекого Альбиона. Кажется, что в запасе у этих двух господ еще целый вагон времени, к которому прицеплена для красоты маленькая тележка с разнокалиберными часиками, но, как только они подходят к двери и бросают взгляд на будильник, выясняется, что если они не начнут забег, то на службе они, скорее всего, появятся уже в начале десятого.

И начиналась гонка, которая длилась ровно сорок минут. Они бежали до автобусной остановки, потом до метро, потом ускорялись до стремительного шага на финишной прямой, когда оставалось дойти до Садово-Спасской всего несколько сот метров. Без пяти минут девять майор Рязанский и капитан Большаков заходили в свой кабинет, и рабочий день начинался. Так повторялось изо дня в день, и они не хотели ничего менять в своем расписании. В однообразии и монотонности их пребывания в столице утреннее ускорение было вместо зарядки, вместо пробежек и гимнастики, это была какая-то детская игра с элементами ритуала для взрослых переростков.

Но сегодня все было по-другому. Они и в самом деле опаздывали, но при этом просто стояли на одном месте, перед общежитием, хотя на улице не на шутку подмораживало и наручные часы показывали, что, если не произойдет чуда, они окажутся на работе не раньше половины десятого, а этот факт не останется незамеченным для вышестоящего руководства, которое не любило опаздывающих сотрудников.

Нет, экзекуций не было, Главное управление по борьбе с организованной преступностью все же не какой-нибудь заштатный райотдел и не областное УВД, где все по струнке ходят, нет, тут просто долго и монотонно выговаривали все, что о тебе думали, а потом отправляли во внеочередную командировку на Северный Кавказ. А когда человек возвращался, его снова отправляли. Опять на Северный Кавказ. Снова и снова чувствовать себя Лермонтовым никто по доброй воле не хотел, потому все старались приходить вовремя. Но все люди-человеки, и с кем не бывает… Тогда в ход шло лишь одно противоядие. Склонить повинную голову, принять на себя весь мрачный гнев начальства, повиниться жалобным голосом и выставить на стол литр коньяка. И тут главное – не перепутать последовательность. Коньяк не работал без сурового монолога начальства и покаянных речей. Таким бесчувственным подношением можно было только усугубить свою вину.

– Ну, и где твой земляк? Опоздаем ведь.

Большаков нервничал. Ему сразу не понравилась идея ехать на работу на машине земляка Рязанского, который работал в охране Президента. Тот обещал их забрать и без проблем довезти до работы, но время шло, а они все еще стояли на краю тротуара.

– Если обещал, значит, приедет. Еще тридцать секунд ждем. Он никогда не опаздывает. Ему тоже на работу. Там, как и у нас, за опоздание по головке не гладят… и коньяком там не отделаться.

И тут из-за поворота на высокой скорости выехала иномарка с красными белорусскими номерами и резко остановилась перед оперативниками. Окошко опустилось, и требовательный голос скомандовал:

– Быстрее, мужики, опаздываю!

Подгонять мужиков второй раз не потребовалось. Они почти мгновенно оказались в авто. Большаков сразу расположился на заднем сиденье, а Рязанский уселся поближе к водителю, чтобы поболтать со старым другом, которого не видел несколько месяцев.

– Привет,