Не там, где надо - Кеннет Дун

ампутировать выше локтя. Он получил «Пурпурное сердце»27 и небольшую пенсию по инвалидности. Казалось бы, тут у Монти были все предпосылки, чтобы пойти по славным стопам своего родителя – обзавестись убыточной фермой, бессловесной женой и верной бутылкой, с которой он и закончит свои дни. Или ограничиться одной лишь бутылкой. Однако никто не подозревал, какие ресурсы скрывались за этой бесхитростной веснушчатой физиономией. Воспользовавшись помощью разных христианских организаций и фондов ветеранов войны, Монти засел за книги и за год получил школьный аттестат. Потом закончил городской колледж. Затем он добился субсидии на обучение и (не без моей помощи, о чем мне до сих пор приятно думать) поступил в юридическую школу. Конечно, не в Лиге Плюща, а в каком-то заштатном университете в Аризоне, зато закончил ее с блеском и почти без долгов.

Естественно, Монти не имел шансов устроиться в какую-то престижную контору или открыть собственную практику. Поэтому он начал с должности государственного обвинителя, вначале в Аризоне, а потом перевелся и в родную Калифорнию. Работал он усердно, как и всегда, но что-то в нем все больше бунтовало против системы, которой он служил. Монти раньше меня понял, что не хочет быть винтиком машины, переламывающей жизни людей во имя формального правосудия. И неожиданно он нашел человека, который в него поверил. Один опытный адвокат из Сан-Диего, полжизни посвятивший защите гражданских свобод, прав национальных меньшинств, коммунистов, анархистов, нелегалов и охране побережья, пригласил его в свою фирму. Большинство дел, за которые бралась эта контора, велись pro bono, то есть бесплатно, так что Монти на первых порах доставались в качестве клиентов самые отбросы общества, которые не могли себе позволить нормального защитника. Помню, я тогда спросил друга во время одной из наших редких встреч, стал бы он защищать такого человека, как его отец – пьяницу, забившего до смерти свою жену, а потом утверждавшего, что ничего этого не помнит, он ответил, что стал бы без колебаний. Монти сказал мне, что не верит в возмездие, но верит во второй шанс.

По-моему, годы, проведенные в католическом приюте, сделали из Монти глубоко верующего человека. Мы никогда с ним это не обсуждали, но именно убежденность в правильности божественного замысла служила источником необъяснимого оптимизма Фостера-младшего. Я восхищался этим качеством, но никогда до конца его не понимал. Он научился резво шагать на своем деревянном протезе, писать и печатать левой рукой, а другой руки никогда не стеснялся, в нужный момент как будто неловко роняя листы бумаги на пол, либо эффектно ударяя ей об столешницу в зале суда. Нет, Монти не был блаженным мечтателем, он был тем еще пройдохой. Он научился вести себя, как адмирал Нельсон, всем видом показывая присяжным, что перед ними – герой, искалеченный в битве добра со злом, а не жалкий калека.

Я не удивился, когда шесть лет назад Монти пригласил меня на свадьбу. Его избранницей стала милейшая итальянская девушка по имени Леопольдина, работавшая официанткой в кафе около здания суда. Как я понял, друг разыграл для нее «карту Отелло» – поначалу нелепо ронял трость, вилку, опрокидывал бокал вина, в общем, всячески показывал свою беспомощность. Девушка заинтересовалась настолько, что однажды в свой выходной пришла на слушанье, где он выступал. Тогда она поняла, что на эту хромую лошадку стоит сделать ставку.

Пару лет назад Монти решил, что ему стало скучно работать в Сан-Диего и перебрался в Лос-Анджелес. Он обзавелся определенной репутацией добросовестного защитника всех угнетенных, но это никак пока что не сказалось на его гонорарах: мой друг по-прежнему околачивался в суде, куда приводили задержанных на предварительные слушанья, и брался за любое дело даже в качестве общественного защитника. Именно поэтому я был в нем до сих пор уверен, как был уверен во время войны. Энди Деметриос сказал, что имя моей партнерши по-гречески означает «защитник людей». Не знаю насчет имен, но Монтгомери Фостер был прирожденным защитником людей. Я без сомнения доверил бы ему свою жизнь и жизнь своего брата.

Естественно, я позвонил Монти еще накануне вечером и спросил, не возьмется ли он за защиту Уоррена, если тот откажется от своего адвоката. Было бы неприятным сюрпризом узнать, что именно в данный момент друг по уши занят, вытаскивая из тюрьмы похитителя дамских сумочек, трех потенциальных революционеров и поджигателя сиротского приюта. Услышав мой вопрос, Монти решил, что я его разыгрываю. Тем не менее, когда я позвонил ему в контору снова после разговора с братом, его голос звучал совершенно потрясенно.

– Десять минут назад со мной связался из тюрьмы Уоррен Стин. Он сообщил, что уволил советника О’Мэлли и хочет нанять меня своим защитником. Я подал запрос о свидании с моим клиентом на завтра. И еще мне должны доставить из офиса О’Мэлли все материалы по делу. Я уже подал запрос судье о переносе предварительных слушаний, пока защита не ознакомится со всеми фактами. Что происходит, Дуг?

– Я же спросил тебя вчера – возьмешься ли ты за это дело.

– Но это же невозможно. Уволить Юджина О’Мэлли! Кто так поступает? И нанять меня! Ты совсем спятил? Как ты сумел уговорить брата на это?

– Потому что О’Мэлли считает его виновным и рассчитывает на досудебную сделку. А я убедил брата, что ты доведешь дело до конца.

– Я знаю пока что об убийстве Ричардса только по газетам. Ты просто хочешь верить, что твой брат не смог совершить ничего подобного, или у тебя есть конкретные доказательства.

– Не хочу говорить по телефону. Могу быть у тебя через двадцать минут. Только разговор будет конфиденциальным.

– Тогда лучше у меня дома, – Монти все схватывал на лету. – Приглашаю тебя на ленч. Я стараюсь по возможности ездить перекусывать домой, если нет судебных заседаний. Это дешевле, к тому же Полли божественно готовит.

Насчет этого он не врал, впрочем, Монти соответственно своему христианско-адвокатскому кодексу вообще старался не врать, а лишь умалчивать лишние факты. Как оказалось, его супруга приготовила чоппино28, который мы с удовольствием поедали, подгребая пряную томатно-чесночную кашу свежим хлебом из соседней пекарни. Убрав тарелки, Полли тактично удалилась. Впрочем, я не сомневался, что Монти ей рано или поздно все расскажет.

За густым итальянским кофе, сладким ликером, стаканом ледяной воды и сигаретой я рассказал Монти о том, чем Уоррен, по его словам, занимался в день убийства.

– То есть, он считает, что покрывает свою жену, – задумчиво пожевал губами Монти. – И не хочет, чтобы она знала, что он за ней следил. А что там