Темная священная ночь - Майкл Коннелли

Босх на мгновение задержался у двери, а затем просто кивнул.

— Спокойной ночи, Элизабет. Увидимся завтра.

— Спокойной ночи, Гарри.

Он вошел, отметив, что она не сказала, что увидит его утром. Он зашел на кухню, но только для того, чтобы положить лед в пакет на молнии для своего колена. Он отнес ее чемодан в комнату, которой она пользовалась, затем пошел в свою комнату и закрыл дверь. Он разделся и долго стоял под душем, пока не закончилась горячая вода. После этого он надел боксерские шорты в синюю клетку и белую футболку и воспользовался эластичным бинтом из аптечки, чтобы обмотать колено и прижать к нему пакет со льдом.

Он подключил свой телефон к зарядному устройству и поставил будильник на четыре утра, чтобы успеть спуститься с холма в Голливудский участок и поработать несколько часов с Бэллард над карточками встряски до конца ее смены. Затем он выключил свет и осторожно забрался на кровать, расположившись на спине, подложив одну подушку под голову, а другую подложив под колено, поскольку небольшой изгиб, возникающий при этом в суставе, помогал ослабить низкий гул боли.

Тем не менее, лежать со льдом было неудобно, и это не позволяло ему уснуть, пока он не решил, что боль в колене притупилась настолько, что он может заснуть. Он развязал бинт и положил пакет со льдом в пустое ведерко из-под шампанского, которое держал рядом с кроватью на случай, если пакет протечет.

Босх вскоре заснул и слегка похрапывал, когда его разбудил звук открывающейся двери спальни. На мгновение он напрягся, но затем увидел женский силуэт в дверном проеме, очерченный косым светом из коридора. Это была Элизабет. Она была обнажена. Она подошла к кровати и забралась под простыню, которой был укрыт Босх, закинув ноги ему на бедра. Она наклонилась и крепко поцеловала его в губы, прежде чем он успел что-либо сказать, прежде чем он успел напомнить ей, что он стар и, возможно, не сможет трахнуться, не говоря уже о том, чтобы обсуждать уместность отношений с матерью девушки, чью смерть он расследует.

Элизабет прижалась губами к его губам и начала мягко покачивать бедрами. Босх почувствовал ее тепло и отреагировал. Вскоре она потянулась, чтобы стянуть с него шорты. Колено Босха больше не немело, но, если боль и была, он ее не чувствовал. Элизабет делала все движения и направляла его внутрь себя. Ее бедра двигались в устойчивом ритме, она положила руки ему на плечи и выгнула спину. Простыня упала в сторону. Босх посмотрел на нее в тусклом свете. Ее голова была запрокинута, как будто она смотрела в потолок. Она молчала. Ее груди покачивались над ним. Он положил руки ей на бедра, чтобы подстроиться под ее ритм.

Ни один из них не произнес ни слова, не издал ни звука, за исключением глубокого выдоха. Сначала он почувствовал, как содрогнулись ее бедра, и вскоре после этого он отчаянно потянулся и притянул ее в объятия, поскольку его собственное тело создало этот единственный момент, который забирает все остальные моменты — весь страх, всю печаль — и оставляет только радость. Просто надейся. Иногда люби.

Ни один из них не пошевелился, как будто каждый из них думал, что хрупкая задумчивость может прерваться в мгновение ока. Затем она еще глубже уткнулась лицом в изгиб его шеи и поцеловала в плечо. У них были границы. Босх сказал ей, что это не было его целью, когда он приглашал ее остаться с ним, и она сказала, что до этого никогда не дойдет, потому что она потеряла эту часть себя — способность устанавливать контакт.

Но теперь они были здесь. Босх подумал, не было ли это ее прощанием.

Уедет ли она завтра?

Он положил руку ей на спину и провел большим и указательным пальцами, словно червячком, вниз по позвоночнику. Ему показалось, что он услышал сдавленный смешок. Если это и было так, то он никогда не слышал его раньше.

— Я не хочу, чтобы ты уходила, — прошептал он. — Даже если это никогда больше не повторится. Даже если это было ошибкой. Я не хочу, чтобы ты уходила. Пока нет.

Она приподнялась и посмотрела на него в темноте. Он заметил легкий блеск в ее темных глазах. Он чувствовал, как ее груди прижимаются к его груди. Она поцеловала его. Это был не такой долгий, страстный поцелуй, как тот, с которого она начала. Это был быстрый поцелуй в губы, а затем она слезла.

— Это ведерко для шампанского? — спросила она. — Ты знал, что я приду?

— Нет, — быстро ответил Босх. — Я имею в виду, что это ведерко для шампанского, но я использую его для пакета со льдом для своего колена.

— Ой.

— Почему бы тебе не остаться здесь на ночь?

— Нет, мне нравится моя кровать. Спокойной ночи, Гарри.

Она направилась к двери.

— Спокойной ночи, — прошептал Босх.

Она закрыла за собой дверь. Босх долго смотрел на нее в темноте.

Бэллард

20

Был час ночи, и уже шла ее официальная смена, когда Бэллард завершила оформление документов, связанных с арестом Теодора Бехтеля по подозрению во взломе, проникновении со взломом и краже в особо крупных размерах. После того, как его поместили в одиночную камеру в участке, она прошла через парковку к складским помещениям и достала свежую коробку с карточками для встряски. Вернувшись в детективное бюро, устроилась в дальнем углу и вскоре просматривала отчеты о людях-перекати-поле, как называл их Тим Фармер, еженощно бродивших по улицам Голливуда.

Через час она отложила шесть карточек в сторону для дальнейшего рассмотрения. Несколько сотен не попали в список. Ее продвижение вперед замедлилось, когда она наткнулась на очередную карточку, заполненную Фармером. Его слова и наблюдения снова привлекли ее.

Этот парень ничего не знал лучше, чем улицу. Если бы его поселили в квартиру с одной спальней и полностью оборудованной кухней, он бы перебрался в чулан и спал на полу. Он один из людей дождя.

Ей стало интересно, кем были "люди дождя" по мнению Фармера.

Люди, которые не могли вписаться в остальную часть общества? Люди, которым нужен был дождь?