Ход убийцы - Песах Амнуэль

— Прогуливался в одиночестве и не смотрел по сторонам?

— Смотрел, — кивнул Хутиэли, — но мало что видел. Был погружен в свои мысли. Утверждает только, что любой из тех, кто находился во дворе, мог подойти к окну. Он даже видел несколько раз силуэты на фоне окна, но просто не обратил внимания, кто бы это мог быть. Один силуэт, правда, показался ему странным, но он, хоть убей, не может вспомнить, в чем же эта странность заключалась.

— Если убить, то, естественно, не вспомнит, — флегматично заметил Нисан, делая записи в своем блокноте. — А что Куперман?

— Примерно такая же картина. Он беседовал сначала с Явином, обсуждали, мог ли Аппель, ну, тот, который предложил кандидатуру Бар-Она…

— Неважно, — в очередной раз сказал Нисан, — неважно, о чем они беседовали. Сколько времени это продолжалось?

— Минут десять, по словам Явина, и около двадцати — по словам Купермана. Потом Купермана отвлек журналист Нахум Брон, он переходил от группы к группе и всех пытал на предмет… Да, да, это сейчас неважно. Короче говоря, Брон увел Купермана и продержал минут десять. Дождь уже начался опять, и Брон сказал, что надо бы вернуться в салон, а Куперман заявил, что ради свежего воздуха можно немного и помокнуть. В результате Брон ушел, а о том, что делал Куперман в момент убийства, не может сказать никто.

— Кроме самого Купермана…

— Естественно. По его словам, он хотел поговорить с Брухичем и ждал, когда тот закончит разговор с равом.

— Значит, он следил за…

— Не до конца! Когда начало капать, он отошел к стене, там небольшой козырек, и, если нет сильного дождя, то капли туда не попадают. Но зато оттуда не видно, что делается в дальней части двора. Короче говоря, о дальнейших передвижениях Брухича он ничего сказать не смог. Как никто не смог подтвердить, что Куперман находился под козырьком — он был там один.

— Или не был…

— Или не был, — согласился Хутиэли.

— А что Рон Меллье? — спросил Нисан, глядя в список. — У дипломатов глаз наметанный.

— Он говорил сначала с Явином, потом с Броном, потом опять с Явином. В момент, когда раздался крик, оба находились в световом пятне, падавшем из окна салона второго этажа. Хорошо видели друг друга, но почти не видели никого вокруг…

— Значит, по крайней мере у этой пары есть алиби? — заметил следователь.

— Видимо, так. Остаются четверо, и среди них — оба главных подозреваемых.

— Что-то все это сомнительно… — протянул Нисан. — Стал бы ты привлекать внимание к своей персоне, если бы захотел убить человека?

— Я-то? — хмыкнул инспектор. — Непременно! Пусть думают, что я ни при чем, ибо не такой же я идиот, чтобы привлекать к себе внимание…

— Слишком сложно, — отмахнулся Нисан. — Не видел ни одного убийцы, который был бы хитрее торговца с рынка Кармель…

— Так ты предлагаешь сосредоточить расследование на этих двоих — Купермане и Брухиче?

— Я не исключаю никого, но ведь и невозможно разрабатывать с одинаковой интенсивностью все… сколько там?.. восемнадцать линий. Начнем с этих, поскольку алиби у них нет, и они единственные, кому, хотя бы в принципе, мог насолить этот Липкин. Или есть еще кто-то?

— На данный момент больше никого, — покачал головой Хутиэли.

Звонок телефона прервал разговор.

— Слушаю. Хутиэли, — сказал инспектор.

Нисан поднес к глазам список и еще раз перечитал фамилии. Ему казалось, что инспектор провел предварительное дознание не очень профессионально. Не то, чтобы Нисан предполагал, что Хутиэли отнесся к делу спустя рукава — инспектор должен был понимать, что в деле об убийстве, особенно, когда замешаны достаточно влиятельные лица, нужен максимум тщательности, но и максимум осторожности. Нисану, однако, не нравились лакуны, которыми просто зияла реконструкция инспектора. Да, темно, но из окон падал свет. Да, ненаблюдательность свидетелей, но их было шестеро, и хотя бы один должен был оказаться достаточно внимательным, чтобы…

— Черт побери! — воскликнул Хутиэли, пряча телефон. — Шай, все осложняется.

— Что случилось? — нахмурился Нисан.

— Звонил Азриэль, судмедэксперт, который только что закончил вскрытие. Результат пока предварительный, но все же…

— Ну? — нетерпеливо сказал Нисан.

— Рана, нанесенная ножом, была не только не смертельна, но даже и не опасна для жизни. Более того, удар пришелся в область между правой лопаткой и грудиной, где находится место, не очень чувствительное к боли. К тому же, удар был неглубокий. При таком ударе жертва некоторое время может просто не понимать, что же произошло. Ну, толкнул кто-то в спину — и все. Причем не очень сильно. В пылу спора можешь даже не обратить внимания…

— Не понимаю, — раздраженно сказал Нисан. — Ты хочешь сказать…

— Не я, а Азбель хочет сказать, что Липкин мог почувствовать боль от удара ножом через минуту после того, как удар был нанесен.

— Бред, — буркнул Нисан. — Никогда о таком не слышал.

— Но ведь действительно существуют на теле точки, где…

— Это я знаю. Но попробуй ударить в темноте с такой точностью!

— Не в темноте, из окна падал свет…

— Тем более, бить пришлось против света. Бред, — повторил Нисан, и тут до него дошло. — Погоди! Ты сказал, что рана была не смертельна и даже не опасна?

— Не я, а Азбель, — вторично поправил Хутиэли. — Видишь ли, непосредственной причиной смерти стал паралич сердца, наступивший в результате действия очень сильного яда из группы кураре.

Глава вторая. УБИЙСТВО ФЕРНАНДО БРУХИЧА

Жаль, повторяю, что меня не было на том вечере. Возможно, мне удалось бы заметить то, что прошло мимо внимания остальных гостей. Во всяком случае, я смог бы сделать для моего клиента гораздо больше, чем мне это удалось в первые сутки расследования. Конечно, если бы я находился на вилле Зильбермана в момент убийства Липкина, то и сам неминуемо попал бы под подозрение, и отправлять свои обязанности защитника мне было бы затруднительно. Но это неважно. С этой проблемой я бы справился. Возможно, если бы я был на вечере у Зильбермана, второго убийства просто не произошло бы.

О том, что убит какой-то подрядчик по фамилии Липкин, я узнал из телепрограммы «С добрым утром, Израиль!» Для меня утро, пожалуй, действительно было добрым, я хорошо выспался, мы помирились с женой, днем меня ждало в суде явно выигранное мной дело по обвинению Моше Гурвича в попытке шантажа. Свою защитительную речь я намеревался начать словами «Провал обвинения настолько очевиден, что мне достаточно представить высокому суду два свидетельских показания и одну официальную бумагу»…

Убийство Липкина заинтересовало меня лишь постольку, поскольку комментатор каким-то хитроумным образом