Искатель, 1996 №3 - Игорь Данилович Козлов

— забирай. А то не ровен час… Не для того ее от двух войн уберегли, чтобы теперь моя Сима в распыл пустила. А ты — береги. Помни, тебя, как и прадеда твоего, Федором зовут. Имя по нынешним временам редкое, но в нашем роду не переводилось. Жаль, пресекся он на мне…

Дядя горестно повел рукой, спрятал повлажневшие глаза и сунул в руки Федору тяжелый сверток.

— Смотреть дома будешь. Но знай: в образе балерины — твоя бабушка. Она в молодости танцовщицей хотела стать. Писал картину влюбленный в нее художник, как раз перед уходом на фронт. Вернулся он не скоро, после революции. Мать уж полгода как замужем была. Покрутился он, покрутился да и за границу подался. Большим, говорят, художником был. Но не в этом суть. Даже если бы маленьким, никаким — все равно, понимаешь? Потому что — память. Береги! — погрозил он пальцем. — А не то… Предки не простят!

И это его «предки не простят!» так врезалось Федору в память, что позапрошлым летом, когда они развелись с Викой и после размена квартиры и раздела имущества (если это можно назвать «разделом»!) он попал в жестокий финансовый кризис, у него и мысли не было, чтобы продать картину. И только этой осенью, когда долгосрочные долги перевалили за миллион, он привез от матери семейную реликвию и потащил ее в антикварный. Тащил и думал: какое счастье, что не забрал ее раньше. «Для собственного сына жалеешь?!» — взвизгнула бы в очередной раз Вика, и картина тю-тю… Вслед за всем остальным…

Старичок-приемщик долго вертел картину в руках, щупал длинными сухими пальцами золоченую раму и даже рассматривал лицо солдатика в часовую лупу, невесть откуда появившуюся в его правом глазу. Потом недовольно буркнул:

— Больше пятисот за эту вещь вы у нас не получите. Никто не поверит, что подлинник. Но если поискать настоящего покупателя…

— То сколько? — не выдержал паузы Федор.

— А это уж зависит от покупателя, — рассердился почему-то старик. — От его нюха и толщины кошелька. Может и пять тысяч отстегнуть, и семь. Разумеется, долларов, а не рублей, — уточнил он, поймав удивленный взгляд Федора, не сомневавшегося поначалу в том, что пятьсот — это полмиллиона рублей. — А лет через несколько — и все пятнадцать «косых». Так что думайте сами, решайте сами, что иметь: то ли вещь, почти музейную, то ли деньги. У вас дети есть?

Суммы, названные антикваром, ошеломили Федора. Он рассчитывал в лучшем случае на один «лимон». И назови старик цену «миллион» да отслюни сразу деньги — Федор тут же и расстался бы с картиной. Но пять или даже десять тысяч баксов… Вот тут он и вспомнил дядино: «Предки не простят!» И, запутавшись в словах благодарности, пролепетав что-то про сына и наследство, опрометью бросился домой. Вешать «вещь» на стену он уже не решился, на вопросы друга Саньки отвечал что-то невнятное, а пару месяцев назад, после того как в соседнем доме ограбили сразу восемь квартир, подал заявку на охранную сигнализацию. Неделю назад ее установили.

Может, это от них письмо?

Федор сунул картину обратно в шкаф, вскрыл конверт и вынул из него сложенный вдвое листок.

«Абоненту Фотьеву Ф. А.

Служба обеспечения охраны личного имущества граждан доводит до Вашего сведения следующее.

В последнее время в городе зафиксировано несколько случаев ограбления квартир, снабженных охранной сигнализацией. Особенно тех, где проживают граждане-одиночки. Познакомившись с владельцем (нанимателем) квартиры в каком-нибудь общественном месте, злоумышленник под благовидным предлогом проникает в означенную квартиру вместе с хозяином, где склоняет его (ее) к совместному употреблению спиртных напитков. Как правило, предлагая распить «случайно» оказавшуюся у него бутылку дорогого коньяка. Воспользовавшись моментом, злоумышленник добавляет в спиртной напиток одно из распространенных лекарств. После употребления его совместно с алкоголем владелец (наниматель) квартиры теряет способность контролировать ситуацию и совершенно забывает происшедшее с ним в течение двух-трех дней.

В связи с тем, что утрата имущества в подобных случаях происходит благодаря излишней доверчивости Абонента, Служба обеспечения охраны личного имущества граждан предупреждает, что претензии в подобных случаях приниматься не будут.

Одновременно просим о всех случаях попыток проникновения в Вашу квартиру подозрительных личностей немедленно заявлять в органы милиции или сообщать по тел. 122-58-66.

С уважением Л. Я. Победимский».

Федор усмехнулся: «утрата» — и «благодаря»? А «подозрительная личность» — это у кого дорогой коньяк водится? Ну что же, логично. Критерий по нынешним временам почти безошибочный.

В дверь позвонили: раз, другой, третий…

Интересно, кто бы это? Половина десятого. Для светского визита поздновато, для любовного свидания — в самый раз, только на сегодняшний день прийти ко мне, увы, некому. Точнее, на сегодняшнюю ночь. Варианты, конечно, были, да и есть, но чем все это заканчивается, я теперь слишком хорошо знаю. Драный халат, растрепанные волосы… Позеленевшая простокваша на заставленном чем попало кухонном столе… И в ответ на мягкий упрек взрывоподобное: «Я не успеваю, у меня ребенок! Не нравится — убирай сам! Или вообще убирайся отсюда к чертовой бабушке!» И следом — раздраженный шелест газеты…

За дверью стоял мальчишка лет десяти, сопливый и быстроглазый. Шапка-ушанка, туго затянутая под подбородком, вся в снегу, пальтишко тоже.

— Тебе кого?

— Там вас какая-то тетя спрашивает.

Пацан шмыгнул носом и для убедительности громыхнул санками.

— Меня? А ты квартиры не перепутал?

— Не-а. Номер девяносто семь, позвать Федора Алексеевича, — выпалил мальчишка и снова шмыгнул носом.

— Александровича, — автоматически поправил Фотьев. — А где она?

— Около подъезда, в машине сидит. Автомобильчик — класс! «Мерседес», наверное, или «форд». В общем, «ройс-ройс».

Интересно, кто бы это мог быть? Сейчас я выйду — и все разъяснится. Недоразумение какое-то. К сожалению.

— Ладно. Передай, через пять минут буду.

— Не, мне домой надо. Мамка и так ругать будет. Тетя сказала, если его дома нет — приди и скажи. А если есть, то не надо.

Пацан потащил санки к лифту, погромыхивая ими на стыках линолеумных квадратов. Федор, набросив на плечи заношенную куртку и прихлопнув голову шапкой, поспешил было следом, но, спохватившись, вернулся, чтобы тщательно запереть дверь.

Два с половиной миллиона в доме — не шутка. Надо будет завтра же развезти долги, оставив двести тысяч на куртку. Или все-таки триста?

Дверь подъезда вырвалась у Фотьева из рук и громко ударила в стену. Снег резанул по глазам.

Ну и метель! Так где же машина?

Это был не «мерседес». А если и «мерседес», то какой-то суперпоследней модели. Нечто матово-блестящее, с серебристыми, таинственно мерцающими окнами… Снег не задерживался на безупречно-обтекаемом капоте.

Федор остановился метрах в трех от