Убойное лето - Владимир Григорьевич Колычев

Но девушку вдруг затрясло, она стала падать, из горла хлынула пена. Прокофьев не растерялся, подхватил бедняжку и уложил на пол. Девушку затрясло еще сильней, и если бы Прокофьев не подставил руку, она бы ударилась о пол головой.

Это был самый настоящий приступ эпилепсии, и Прокофьев знал, что нужно делать. Первым делом подложить что-нибудь под голову. Он мог снять с себя пиджак, но лучше подложить рюкзак, его все равно придется стаскивать с девушки, потому что он мешал ей лежать. С рюкзака Прокофьев и начал. И уже снял его, когда послышался истошный вопль:

– Люди добрые! Грабят!

Толстая женщина со слоновьими ногами не стала разбираться, что происходит, и с воем выскочила на улицу.

– Помогите, грабят! – донесся из-за двери ее крик.

Прокофьев лишь цокнул языком, не реагируя на паникершу. Он подсунул рюкзак девушке под голову, положил ее на бок, чтобы она не захлебнулась пеной, вынул из кармана чистый носовой платок и, свернув в жгут, просунул его между зубов незнакомки. Раньше он думал, что в подобных случаях больному нужно всовывать ложку или что-то такое же твердое в рот, но знакомый врач ему объяснил, что это делать вовсе не обязательно. Если врач не ошибался.

И в «Скорую» он позвонил. Коротко объяснил ситуацию, назвал адрес и, конечно же, представился, чтобы придать ускорение процессу прибытия «Скорой помощи».

Он уже заканчивал разговор, когда приступ прекратился. Девушка еще не пришла в чувство, но уже прекратила биться в конвульсиях, а в подъезд с ревом влетела женщина. Маленькая, худенькая, но в первый момент Прокофьеву показалось, что на него несется гиппопотам.

К счастью, защищаться не пришлось: женщина еще на подлете разобралась что к чему и резко остановилась. И плечом, оттолкнув Прокофьева, склонилась над девушкой.

– Дашка! Дашка!

– «Скорая» сейчас подъедет, – сказал Прокофьев.

– Кто вы? – Женщина глянула на него агрессивно, но без злобы.

– Подполковник полиции. – Прокофьев произнес это нарочно громко, чтобы услышала женщина со слоновьими ногами, которая стояла в дверях.

– Да? А то мне сказали…

– Да я откуда знала! Смотрю, хватает! Рюкзак срывает!.. А что это с дочкой?

– Ничего! – отрезала женщина, по всей видимости, мать девушки.

В это время остановился грузовой лифт, открылись двери, вышел мужчина, освободив кабину. Прокофьев поднял Дашу на руки, занес в лифт, женщина взяла рюкзак.

– Обычный обморок, ничего особенного! – обращаясь к толстухе, сказала она.

– Да-да, просто обморок, – подтвердил Прокофьев и повернулся к матери девушки. – Какой этаж?

– Двенадцатый. – Женщина стукнула пальцем по кнопке лифта. – Спасибо вам. И за обморок тоже… Сами знаете, какой у нас народ. Как начнут болтать!

– Может, я зря Дашу потревожил?

– Вы все правильно сделали, приступ уже прошел. У нее быстро проходит.

Лифт остановился, Даша зашевелилась, мать тронула Прокофьева, чтобы он опустил ее дочь на пол. И когда девушка встала на ноги, отдала следователю платок. И вдруг спохватилась.

– Или сначала постирать?

– Ничего, я сам. – Он спокойно положил в карман мокрый платок.

– Вы точно из полиции?

– Подполковник Прокофьев, – кивнул он. – Егор Ильич.

– Листьева Татьяна Максимовна. Если это вам интересно.

– Очень интересно. – Егор смотрел на бронированную дверь под номером тридцать четыре, в то время как Листьева открывала дверь в соседнюю квартиру. – Я так понимаю, Вельяминова Людмила Владиславовна ваша соседка?

– Так вы к ней? – немного разочарованно и насмешливо спросила женщина.

От волнения она даже забыла о дочери, которая не совсем еще оправилась от недавнего приступа. Впрочем, Даша вошла в квартиру без ее помощи. Взгляд у девушки вполне осознанный, но сонный, ей очень хотелось спать.

– А что, ее муж против? – улыбнулся Прокофьев.

– Муж… Муж к другой ушел.

– Людмила, наверное, очень переживала.

– Переживала, – усмехнулась Листьева. – Помогали ей переживать.

– Кто?

– Да такие, как вы!

– Кто, например?

Прокофьев не торопился, вот-вот должен был подъехать майор Ярыгин, без него осмотр квартиры начинать не стоит. Хоть какой-то свидетель нужен, а то пропадет что-то ценное, придется отписываться. И понятых неплохо бы пригласить, а то вдруг найдется что-нибудь интересное, доказывай потом, что не подбросили.

– Ну-у… А почему вы спрашиваете?

– А если это служебный интерес?

– Служебный? Что-то случилось?

– Мама! – донесся из глубины квартиры голос.

– Я сейчас! – сказала Листьева и, немного подумав, спросила: – Может быть, чаю?

Прокофьев кивнул, она провела его на кухню, поставила чайник и занялась дочерью. Уложила в кровать, дала лекарство и отменила вызов «Скорой помощи».

– Заснула, пусть спит. Беда с этими детьми, – наливая чай, вздохнула она.

– Насколько я знаю, у Вельяминовых детей не было.

– Может, потому он и ушел. К женщине с двумя детьми.

– А что муж этой женщины?

– А у нее был муж?

– Почему был? Есть.

Прокофьев вывел на экран смартфона фотографию Сарычева и показал женщине.

– Не видели никогда?

– Что-то знакомое… – Листьева близоруко сощурилась, глядя на снимок.

– Видели?

– Да, видела. – Женщина повела головой в сторону соседней квартиры. – Но не скажу!

– Почему?

– А зачем я буду портить отношения с Людмилой?

– Никто не сможет испортить ваши с ней отношения, даже я. Людмила погибла.

– Как погибла? – Листьева удержала в руках сахарницу, но у нее сдали ноги, и она опустилась на стул.

– Ведется розыск преступника.

– Вы серьезно?

– Татьяна Максимовна, вы видели этого человека? – Прокофьев еще раз показал фотографию Сарычева.

– Не скажу точно,