Черный список Петроградки - Дмитрий Васильевич Подлужный

– Частный сыщик? Прекрасно. Нам только детектива не хватало. Галерея уже и так на грани закрытия. Вас кто пустил?

– Арцыбашев.

– Конечно. Вечно он зовёт посторонних.

Лисовский окинул взглядом пространство. Зал – белый, высокий, с подвесными лампами. На стенах – работы: что-то между телом и урбанистикой, странные формы, то ли люди, то ли здания. Всё подавало тревожный сигнал, даже если ты в искусстве ничего не понимал.

– Вы знали Сергея Невзорова? – спросил он.

– Знала, – женщина стояла прямо, как на выстрел. – Мы работали вместе десять лет. Он был невыносим. Гений, конечно. С глазом. С нюхом. Он находил художников, которых никто не видел. Пил чёрный чай с малиновым вареньем, ел только из ларька на углу и никогда не смеялся. Только ухмылялся. Иногда – так, что становилось страшно.

– Когда вы его видели в последний раз?

– Девять дней назад. Он пришёл утром, как всегда. С портфелем. Закрылся у себя. Вышел около семи. Сказал, что «нужно что-то проверить» и ушёл. И всё. Больше его никто не видел. Телефон молчит. Адрес мы знали, но что туда лезть – взрослый человек.

Лисовский прошёл вглубь. Маленький кабинет за стеклянной перегородкой – всё оставлено, будто человек вышел на пять минут: чашка с высохшим чаем, недописанная бумага, пачка сигарет «Davidoff» с одной сигаретой, которую кто-то положил обратно уже использованной – фильтр был чуть обгоревший, со следами помады.

На стене – доска. Пробковая. Приколоты фотографии: интерьеры, куски картин, фрагменты рукописей, вырезки из газет, пригласительные. В центре – большой лист, заголовок от руки:

«Потерянные. Незавершённые. Не выставленные».

Под ним – имена. Некоторые зачёркнуты. Некоторые обведены красным. И одно имя – подчёркнуто.

Александр Фролов.

А.Ф.

Максим вспомнил – это имя уже было в чёрном блокноте.

Он сделал снимок доски на телефон.

Потом снова вышел в зал.

– Кто такой Александр Фролов? – спросил он женщину.

Та замерла. В глазах – что-то мелькнуло.

– Художник. Когда-то был. Потом исчез. Говорят – умер, говорят – уехал. Никто толком не знает. Его работы – культовые в узких кругах. Но их почти не осталось. Они… пропадают. Тех, у кого они были, нет в живых. Бред, конечно. Легенда.

– Его имя фигурирует в записях Невзорова. Как и некоторых других.

Женщина молчала. Потом сказала:

– Сергей иногда говорил, что «в Петербурге слишком много теней». Что некоторые художники исчезли не потому, что ушли, а потому что их стерли. У него была теория – будто существует некто, кто зачищает память. Убирает следы. Он называл это «редактурой». Но это… фольклор. Чушь.

– А вы в это не верите?

Она взглянула на него впервые прямо.

– А вы?

Лисовский не ответил.

Он подошёл к одной из работ – тёмно-серый холст, на котором проступал едва различимый силуэт лестницы, уходящей в пустоту. Картина звалась «Лестница #4». Автор: А.Ф.

– Эта работа… – произнёс он. – В чёрной книге была пометка про неё.

– Да. «Лестницы» – это всё, что осталось от Фролова. Их всего четыре. Эта – последняя. Сергей недавно её купил. Говорил, она как будто смотрит на него. А теперь – он исчез.

Максим подошёл ближе. Картина была масляной, но текстура… казалась живой. Как будто кто-то под холстом дышал. Или наблюдал.

Внизу, на рамке, едва заметный штрих: выгравировано «SPQ-17». Код?

– Я заберу эту, – сказал он.

– Нельзя. Это экспонат.

– Это улика.

Она не стала спорить.

Когда он вышел на улицу, уже начинало темнеть. Петербург быстро глотал свет в декабре. Он закурил, посмотрел на фото, которое сделал: имя «Фролов», закрашенные лица, стрелки, пометки.

Подписей не было, но один из силуэтов казался подозрительно знакомым. Высокий, с характерной линией плеч, чуть наклонённый вперёд.

Очень похож на Арцыбашева.

Лисовский убрал телефон, поправил воротник. Он чувствовал, как всё внутри сдвигается. И знал: ещё немного – и начнёт вылезать то, что давно прятали под штукатуркой.

Глава 6. Архив. Улица Льва Толстого

Архив на улице Льва Толстого, 9 находился во дворе, окружённом чугунным забором с копьями, куда не заглядывали ни туристы, ни блогеры, ни даже таксисты. Старое административное здание, когда-то – комитет народного образования, потом – отдел по строительству, сейчас – архивный подвал. Над входом – выцветшая табличка: «Архив административных дел. Вход по пропускам».

Официально – закрыт на ремонт. Неофициально – работал по звонку и по старым знакомствам.

У Максима был один такой контакт – Люда Базанова, бывший архивист УВД, хранившая полгорода у себя в голове.

Он позвонил ей утром.

– Макс, ты сдурел? Сегодня же выходной.

– Там имена. Они не просто так.

– Ты опять лезешь в старьё?

– Люда. Пожалуйста.

И она сдалась.

Он пришёл в полдень. Декабрьский свет скользил по двору, как призрак. Дверь в архив распахнулась почти без звука. Внутри пахло пылью, мылом и старым воском.

Люда встретила его в дежурной куртке поверх трикотажного платья. У неё были светлые волосы, собранные в пучок, и лицо, уставшее от многолетнего общения с забытыми папками.

– Список давай.

Максим передал ей отфотографированную страницу из блокнота Невзорова. Там – около десятка фамилий: Герасимова, Тимофеев, А.Ф., Е.В., некто под инициалами Л.Д.К. и прочие. Некоторые с датами, некоторые – только с краткими пометками.

– И что ты хочешь? Чтобы я их всех проверила?

– Начни с тех, кто пропал. У кого нет следов. Или у кого дела висят без резолюции.

– Хорошо. Только кофе ты мне теперь варишь три месяца. Растворимый свой забудь.

Прошло полтора часа. Архив выл в тишине. Лисовский сидел у стола с зелёным сукном, перелистывая личные дела, справки о выписке, списки жильцов, акты о смерти.

Люда вернулась с двумя пухлыми папками.

– На половину твоего списка нет ничего. Вообще. Как будто этих людей не существовало. И это хуже всего.

– А на кого есть?

– Тимофеев Игорь Петрович. Художник, 1961 года рождения. Был зарегистрирован на Барочной улице. Пропал в 1998. Заявления писала сестра. Но через месяц дело закрыли. По формулировке: «Не найдено признаков насильственного исчезновения». А в протоколе – странная приписка от участкового: «Исчезновение связано с психоэмоциональным состоянием. Увлечение мистикой».

– Что с квартирой?

– Приватизирована. Потом продана. Теперь там нотариус.

– Кто принимал дело?

– Участковый Романов. Впоследствии уволен по дисциплинарке.

– Дальше.

– Герасимова. Только имя – «А». Без фамилии. Заявлений нет. Но! – Люда хлопнула по столу. – Упоминается в отчёте галереи «Электро», 2017 год. Художница, инсталляция «Микротело». После выставки исчезла. Но официально её не числят нигде. Ни в адресных книгах, ни в базах