Искатель, 2004 №6 - Андрей Левицкий

class="p1">— Ну да, здешняя атмосфера для них губительна. Их жижа… я думаю, в нормальном состоянии они не должны выделять ее. Они медленно истекают ею и, в конце концов, умирают. Тележки могут выращивать вот такие органические манипуляторы вроде рук. Я даже знал одну, которая научилась говорить. Она очень много чего мне рассказала…

Рупор приподнялся, в свете костра разглядывая Елену. Прутья глубоко вдавливались в плоть и, должно быть, причиняли непрерывную боль. Тележка опять погладила его, а затем ручки начали медленно терять форму и втягиваться обратно.

— Сетка делает ей больно? — спросил Ян, подползая поближе к костру.

— Вся их жизнь на этой планете — сплошная боль.

Они помолчали, греясь.

— Вокруг есть что-то еще? — произнес мальчик. — Или только поселения?

Нецки сел, поджав под себя ноги. Палку он положил рядом и обхватил себя за плечи.

— Еще есть город. Ты же слышал про город…

Из темноты, что царила за хлипкими стенами сарая, донеслось протяжное басовитое гудение.

— Ваш газовый барак, — пояснил Нецки. — Перекликается с другими по трубам. Или, может, подает сигнал Тамберлогу. Знаешь про Тамберлога? Нет, не спрашивай, я сейчас не буду о нем рассказывать. Он стоит… то есть живет на краю города.

— А что там еще есть?

— В городе? Сейчас ничего хорошего. Развалины, обжитые панами. Тебе мало лет, ты не знаешь, как было раньше. Но те, кто старше, они помнят… помнят другие места. Там, в городе, были музеи. Статуи, картины… Если когда-нибудь попадешь в один из них, увидишь, как выглядят эти другие места.

Рупор уже понял, что внутри старика живут два разных человека. Одного звали Нецки, он выкрикивал бессвязные фразы, расхаживал везде с палкой и чистил своего пана. Нецки был не злой, но и не очень-то добрый, он мог походя ткнуть Елену зигзагом. Второй, имени которого Ян не знал и которого про себя называл Дядей, нравился мальчику больше — он не был таким равнодушным, как Нецки. А еще он отвечал на вопросы, хоть чаще всего и говорил в ответ непонятные слова. Нецки всегда был днем, а Дядя появлялся лишь в темноте, поздним вечером или ночью.

Хотя назавтра он неожиданно возник посреди дня, когда Рупор со стариком шли через Бра к полю костей. Дорогу им преградила большая лужа грязи, где лежали свиньи. Их детеныши барахтались, похрюкивая, толкали рылами друг друга и детей, которых сейчас трудно было отличить от поросят. Нецки только что шел своей обычной разболтанной походкой, а тут вдруг остановился, замер, во все глаза уставившись на играющих. Рупор тоже встал. Вывихнутая рука все еще болела, мальчик прижимал ее к груди.

Маленькая девочка вскарабкалась на спину свиньи, с визгом скатилась по ней, встала на четвереньки и засмеялась, отплевывая грязь.

— Конец антропогена, — произнес голос Дяди изо рта Нецки. — Чем люди отличались от свиней? От животных?

Ян посмотрел на него и непонимающе улыбнулся.

— Тем, что животные не задаются этим вопросом.

Старик помедлил, словно ожидая, что Ян поймет, и произнес со злостью:

— Ты хоть способен на эмпатию, а в остальном — такая же тупая свинья. Вы все теперь как свиньи. Как любые животные — следующее поколение такое же, как и прежнее. Твои дети, если они у тебя когда-нибудь появятся, будут такими же, как и ты. И все взрослые, даже бригадиры, они тоже не понимают. Я был антропологом. А Багир… думаю, только она понимает. И всё. Только мы двое на все поселение, но я скоро уеду. Потому она и озлобилась. Одна зрячая среди сотен слепых. Паны уничтожили все символьные системы. Исчезла связь поколений, наследство, которое доставалось от предков. Еще несколько лет назад попадались те, кто пытался учить детей читать и писать, но их отправляли на газацию. Сейчас люди умеют делать только бараки из глины и миски для еды. Никаких артефактов, никакого искусства. Исчезла письменность. Даже на высохшей глине никто не выцарапывает рисунков. Для панов это главное — нарушить связь поколений.

Не поняв ни слова, Ян спросил первое, что пришло ему в голову:

— Почему паны такие злые?

— Злые? — Дядя оскалился, запрокинул голову к овевающим поселение Бра бесконечным потокам грязно-желтой крупы, сквозь которые в сторону города медленно плыла кавалькада увешанных пузырями чинке. — Злые! Паны не злы и не жестоки. Просто люди для них — лишь случайные всплески в обычной симметрии калибровочного поля. Разве человек жалеет глину, замешивая ее, чтобы построить стену барака?

Когда они подошли к полю костей, грязно-серой пустоши, усыпанной пеплом и обугленными останками, Дядя произнес:

— Непонятно. Зачем панам понадобилось столько костной пыли? Что-то происходит, только я пока не могу понять, что.

Дядя исчез, уступив место Нецки — замахав палкой и выкрикнув что-то вроде «смрадная дерьмокровь!», старик убежал.

— Эй, гаденыш! — К Рупору подошла Багир и уставилась на него красными от жижи глазами. Перекошенное лицо словно пылало едва сдерживаемым напряжением. — Завтра этот пан со своим чистильщиком уезжает отсюда.

Теплый ветер гнал по полю костей маленькие смерчи. Чуть покачиваясь в его порывах, низко над землей висело несколько чинке. Багир посмотрела на поселенцев, привязывающих к отросткам набитые пылью пузыри, на бригадиров, следивших за их работой, на Нецке, который приплясывал вокруг взгромоздившегося на тележку Омнибоса, и произнесла сквозь зубы:

— Ты едешь с ними.

Костерок горел розовым, но почти не грел. Багир на полусогнутых ногах пробрела через помещение и остановилась над Яном, отхлебывая из кружки.

— Завтра отбываете.

Ян молчал, баюкая правой рукой запястье левой.

Багир, качаясь, смотрела на него красными глазами. Тележка чем-то тихо шуршала в углу.

— Ты хочешь уйти из Бра? — спросила бригадир без всякого выражения.

Рупор подумал, что Багир, напившись хележкиной жижи, совсем ничего не соображает. Он мотнул головой, зная, что любые слова, произнесенные его звонким голосом, вне зависимости от их смысла, вызовут злость бригадира.

— Такой маленький был, — прошептала вдруг Багир и свободной рукой наотмашь ударила Яна по голове. — В том поселении несколько коров, у них молоко, хоть и мало, но кормила…

Она упала на колени рядом с ним, отхлебнула из чашки, второй рукой попыталась вцепиться в его волосы, забыв, что Ян теперь лыс. Мальчик отшатнулся, начал вставать, но бригадир ухватила его за ухо и с силой притянула к себе. Рупор почувствовал смрад перебродившей жижи, идущий из ее рта.

— Паны тогда всякие опыты делали… — Она резко, всем телом, подалась вперед, лбом разбив нос Яна. Он охнул, в глазах на мгновение потемнело. Багир отхлебнула из кружки, свободной рукой обвила его шею и почти нежно прижала лицо мальчика