Убийство в университете - Фейт Мартин

Сытенькие надменные дочурки сэров и пэров — утренняя компания Джанин — с нескрываемым удовольствием перемывали косточки всем и каждому. Были среди этих дочурок и весьма злобненькие особы. Сквозь убийственную пелену «Шанели» и вычурный акцент проступали инстинкты истинных хищниц.

Хорошо, что они понятия не имеют о том, что такое верность подруге, подумала Джанин. На Ширли Форбс оттоптались все до единой.

Джанин выписала комментарий одной из этих гарпий в «Живанши»: Форбсы сумели запихнуть Ширли в колледж Святого Ансельма только потому, что лучшей подругой ее матери была жена большой шишки из Управления по сбыту молока, а директору колледжа очень хотелось найти подходы к этому человеку. Стая гарпий совершенно серьезно заверила Джанин, что никто не удивится, если мужская часть преподавательского состава колледжа Святого Ансельма вдруг возмечтает о великолепной высокооплачиваемой должности в молочной торговле.

Записывая это, Джанин не выдержала и хихикнула. Потом вспомнила, как ее прокатили Мэл с Хиллари, и нахмурилась.

Если она себя не покажет — наперекор этой парочке, — куковать ей в сержантах еще долго.

Очередная гарпия, латиноамериканская красотка, буквально истекающая ядом и прибывшая в Англию изучать английский язык и крокет (дословная цитата), сообщила, что с недавних пор Ширли Форбс стала очень дорого одеваться. И краситься. И душиться. И прочее.

Под «прочим» Джанин заподозрила новейшие дизайнерские наркотики, но развивать эту тему не стала.

Кроме того, Ширли была замечательным музыкантом, однако никто не знал, на чем она играет.

Джанин крепко подозревала, что все эти стервятницы с горящими глазами уже сообразили, что на самом деле ее интересуют самые близкие к учительнице музыки кадры, но ведь Хиллари Грин ничего не говорила об осторожности. Именно плюнув на осторожность, Джанин и заполучила вторую рыбку — просто спросила, есть ли в колледже еще студентки, одаренные музыкально. Такой студенткой оказалась некая Кэти Бирд.

Кэти Бирд не принадлежала к аристократии. Она была дочерью мусорщика.

По крайней мере, так выразилась ядовитая латиноамериканка. Джанин ничего не поняла, и тогда ей объяснили, что отец Кэти Бирд владеет несколькими крупными перерабатывающими заводами, мусорными агрегаторами и прочее.

Денег у него было хоть завались.

Но — и тут гарпии иронично приподняли брови — отец, добившись всего собственными силами и памятуя о том, что первым его домом была муниципальная квартира в Лидсе, хотел, чтобы его дочь знала настоящую цену деньгам, и потому выдавал ей на жизнь сущие гроши.

В этот момент Джанин стало интересно, что эта стая саркастичных стервятниц считает грошами. Впрочем, одно было ясно: денег, которые мистер Бирд давал дочери, той хватало лишь на ручки и тетради.

Впрочем, заверили сплетницы, эта самая Кэти Бирд, в точности как незадачливая Ширли Форбс, жила не по средствам.

И той и другой молва приписывала богатых бойфрендов. При всем своем бессердечии и высокомерии местные аристократки даже вообразить не могли, чем, возможно, на самом деле занимались те самые Кэти и Ширли, с которыми они разговаривали еще сегодня утром.

Хотя сейчас у них начинали возникать подозрения в адрес доктора Молли Фэйрбэнкс. Которая, вкратце говоря, могла обнаружить себя безработной вскоре после того, как молва пойдет дальше…

Решив, что утро прошло не зря, Джанин поехала в участок. Надо будет еще разок прижать Мэла и поговорить с ним насчет операции под прикрытием.

* * *

Когда Льюис Фенн открыл перед ними дверь собственного оксфордского особняка, Хиллари увидела на хозяине чуть ли не настоящую полосатую куртку гребца двадцатых годов. И кремовые слаксы. Только соломенной шляпы не хватало. Кремовые полоски на куртке чередовались с темно-красными.

Хиллари сразу поняла, почему Томми написал в отчете, что этому человеку едва ли действительно может быть тридцать четыре года.

При ближайшем рассмотрении она сразу же заметила предательские следы подтяжки, работы пластического хирурга, особенно по бокам, под ушами. Волосы явно были крашеные. Мужчина был неестественно худ — видимо, занимался спортом ежедневно и до полного изнеможения.

— Мистер Фенн? — Она показала ему удостоверение, и он кивнул, узнав, видимо, Томми, который приходил в прошлый раз. — Можно войти?

Дому было добрых полторы сотни лет — величественные обводы, высокие (еще бы!) потолки, ухоженная лужайка за окном.

Типичный дэ-тэ-эм, то есть «дом твоей мечты», и не где-нибудь, а в северной части Оксфорда. При мысли о том, сколько такое жилье может стоить в наши дни, Хиллари нервно сглотнула. Неплохо же, должно быть, платят этим композиторам.

Хозяин провел их в изящную комнату с пустыми стенами, хорошо начищенным паркетным полом и фортепиано. С очаровательного двухместного «поцелуйного» диванчика — настоящий антиквариат — открывался вид на обширную лужайку и кусты привычных фуксий, ныне голых, но летом, несомненно, великолепных.

Это ей кое о чем напомнило. Она давно собиралась поставить на крышу каюты бочонок и посадить в него первоцветы. В выходные надо будет съездить в торговый центр. Пусть «Мёллерн» похорошеет.

— Не могу передать, как я был огорчен, когда услышал о Еве, — сказал Льюис Фенн. — В мире осталось так мало истинной красоты. И вот еще одно прекрасное творение уничтожено. В такие минуты хочется плакать, правда?

Хиллари кивнула. Значит, вот какова его эпитафия для Евы. Чувствительная душа. Неудивительно, что она считала его льстецом и приятным, душевным собеседником. Она не сомневалась: за вдохновенной витиеватостью мистера Фенна скрывался истинный гений.

По дороге Томми рассказал, что проверил алиби Фенна — тех самых «мальчиков», — и алиби оказалось железное. Значит, минус еще один из списка.

— А теперь, после того как у вас было время поразмыслить, — сказала Хиллари, бессознательно подстраиваясь под его манеру речи, — не вспомнилось ли вам чего-либо такого, что могло бы быть нам полезно? Может быть, Ева упоминала, что ей кто-то досаждает — мужчина, например?

Не упоминала.

— Не вела ли она себя странно в вашу последнюю встречу?

Не вела.

— Не упоминала ли она при вас своих знакомых студентов, например химиков или медиков?

Не упоминала.

И снова глухо. От разочарования Хиллари хотелось визжать.

Погибла студентка, по совместительству проститутка высокого класса, но смерти ее никто не хотел. Никто не видел ее гостя. Никто не знал, какое отношение она может иметь к этому клятому крысиному яду. Никто, нигде, ничего, никогда!

За все годы службы Хиллари всего три или четыре раза доводилось вести расследование, которое так навсегда и оставалось в категории «не завершено».

Хиллари ненавидела неудачи.

Во всех тех случаях (среди которых, по странному совпадению, не было ни одного расследования убийства) она нипочем не хотела сдаваться, и твердо знала,