Искатель, 1999 №9 - Олег Суворов

— Поздравляю!

— Да погоди ты! Короче, я всерьез начал подумывать о том, чтобы пожить где-нибудь за границей в спокойной европейской стране. И Веру легче будет забыть, и условия для работы будут в сто раз приличнее, да и вообще, — Филипп гневно скрипнул зубами, — мне чертовски надоел весь этот беспредел!

— Что ты имеешь в виду?

— Все! Начиная от телерекламы одного из самых одиозных политиков, где он величается «будущим России» и ставится в один ряд с Пушкиным и Толстым, и кончая эстрадой, где шепелявит отвратительный «голубой» юноша в шлепанцах и трусах… Может ли быть что-нибудь гнуснее? Да и вообще… — тут Филипп прикусил язык, но они уже обменялись взглядами, и Платон понял мысль, которую не захотел произносить вслух его друг: разве торговля трупами — это не беспредел?

— Ну-с, теперь вы можете рассказать мне обо всем по порядку? — спросил Ястребов, с максимальными удобствами устраиваясь в скромном кабинете следователя.

— Что я обычно и делаю в конце каждого романа, где мы с тобой являемся действующими лицами, — усмехнулся Леонид Иванович, — а таких уже набралось, дай Бог памяти…

— Этот — шестой.

— Да, верно. Итак, все началось с того, что ко мне в работу почти одновременно поступили три дела, причем в каждом случае жертвой являлся старик лет примерно семидесяти, являвшийся собственником квартиры. Поскольку аферы с жильем имеют самое широкое распространение, постольку я попытался, если можно так выразиться, привести все эти три случая к одному знаменателю, но потерпел поражение.

Ну, с первым делом ты уже знаком — молодой дворник убил своего собутыльника не из-за квартиры, а из идеологических разногласий на почве «новой хронологии». Второй случай более любопытен. Некий патологоанатом, кстати, человек женатый и отец двух дочерей, никак не мог удовлетворить свою сладострастную натуру, а потому ухитрился завести сразу двух любовниц — сначала тридцатилетнюю тетушку, а затем и ее девятнадцатилетнюю племянницу. Обе дамы явились в Москву из Бурятии, причем тетушка ухитрилась выйти замуж за московского старика, который сделал прописку им обеим. Однако через какое-то время он явно надоел своей молодой жене, которая обратилась за помощью к новообретенному любовнику — им оказался наш патологоанатом.

Благодаря своим обширным медицинским познаниям он придумал совершенно замечательный план. Угрожая разводом, его любовница должна была потребовать от своего престарелого мужа более активной половой жизни. Если же попытается увильнуть от своих супружеских обязанностей, сославшись на возраст, то ей следовало предложить ему воспользоваться искусственными возбудителями типа «виагры», женьшеня, шпанской мушки, а то и обыкновенной выпивки. Когда человек трезв, то он может почувствовать, что дошел до предела, и суметь вовремя остановиться. Но когда он находится в состоянии искусственного возбуждения, он ничего это не чувствует и в итоге получает инфаркт.

— То есть эта милая дама, попросту говоря, заездила своего мужа? — перебил Ястребов.

— Можно сказать и так, хотя твой жаргон отдает бульварной журналистикой, — согласился следователь. — Впрочем, я арестовал патологоанатома не за подобный совет, а за торговлю трупами и их частями. Однако самая интересная история произошла в случае с третьим стариком — Сергеем Александровичем Коновницыным. Здесь уже имел место самый настоящий заговор, составленный неким владельцем видеофирмы по имени Борис Семенович Выжляев. Этот предприимчивый господин создал целую сеть своих агентов — телемастера, путаны, продавцы видеокассет, которые должны были сообщать ему о тех стариках, которые или увлекались просмотром порнофильмов, или, как тот же Коновницын, развлекались, так сказать, живьем. Согласно плану Выжляева, если у этих сладострастных старцев имелось дорогостоящее имущество или хотя бы собственная квартира, то он женил бы их на путанах. Дальше все становилось делом техники — новоиспеченные супруги доводят своих мужей до инфаркта одним из вышеописанных способов, продают квартиры и передают львиную долю выручки своему шефу.

— Стойте, стойте, стойте, — закричал Ястребов, до этого слушавший с неотрывным интересом, — да ведь это старая история!

— Что ты имеешь в виду?

— Так когда-то действовали большевики! Я обнаружил это, когда собирал материалы для своего исторического романа.

— В таком случае, — усмехнулся следователь, — теперь твоя очередь рассказывать.

— Это было в начале века, когда большевики испытывали большую нужду в деньгах, которые надо было тратить на марксистскую пропаганду и содержание партийных вождей, безбедно обретавшихся за границей, а потому не брезговали никакими способами. О самом известном из них — так называемых экспроприациях или, попросту говоря, ограблениях, знают все. Второй способ тоже достаточно известен — это сбор пожертвований с богатых, но считавших себя прогрессивными миллионеров, типа Саввы Морозова, которые, как впоследствии оказалось, оплачивали услуги своих будущих могильщиков. Кстати, самому Савве Морозову не довелось узнать будущее — отличаясь неустойчивой психикой и больше всего боясь сойти с ума, он пустил себе пулю в сердце. Это произошло в мае 1905 года, в одном из самых шикарных номеров каннской гостиницы.

Впрочем, речь не о нем, а о третьем — и весьма эффектном способе! — получения денег большевистской партией, который стараниями партийных пропагандистов остался почти неизвестным.

— И что это за способ? — заинтересовался Прижогин. — Получение наследства супругой или супругом покойного?

— Совершенно верно, — кивнул журналист. — Все началось с юного племянника Саввы Морозова — Николая Павловича Шмита, который владел лучшей в России мебельной фабрикой, располагавшейся на Пресне. Видимо, именно под влиянием дяди юноша тоже увлекся революционными идеями, причем до такой степени, что поначалу помогал едва ли не всем существовавшим тогда партиям — начиная от кадетов и эсеров и кончая меньшевиками и большевиками. Во время подавления декабрьского восстания в Москве фабрика Шмита была разрушена до основания — причем правительственная артиллерия громила здания даже после того, как стало ясно, что фабрика никакого сопротивления больше не оказывает. Сам Шмит был арестован и после умело проведенных допросов сообщил жандармам массу сведений — например, фамилии рабочих, получавших от него оружие.

Когда до него дошло, что он их предал, его психика просто не выдержала. Он был помещен в тюремную больницу, где в феврале 1907 года, мучимый угрызениями совести, последовал примеру своего дяди — разбил окно и осколком перерезал себе горло. Его огромное состояние должно было перейти двум сестрам и пятнадцатилетнему брату. И тут большевики проявили незаурядную сноровку, женив двух своих товарищей на этих самых сестрах. Правда, с одним из них впоследствии возник конфуз — внезапно разбогатев, он как-то сразу расхотел передавать наследство жены в партийную казну, откупившись довольно скромной суммой.

Но главное в другом — вся эта история натолкнула одного из самых циничных большевистских вождей, имя которого осталось неизвестным, на гениальную мысль. Она состояла в следующем — сначала подбиралась