Арсен Люпен и Остров Тридцати Гробов - Морис Леблан

и дрожащим голосом старик. – Стало быть, кто я такой? Клянусь Тевтом, божеством галлов, он еще спрашивает! Так ты меня не узнаешь? Ну-ка, вспомни: Сегенаг, а? Помнишь? Отец Веледы?[12] Добряк Сегенаг, почтенный судья у редонцев, о котором Шатобриан говорит в первом томе своих «Мучеников»? А, я вижу, ты начинаешь что-то припоминать.

– Да что это вы несете? – вскричал Ворский.

– Я ничего не несу, а просто объясняю, почему я здесь и какие печальные события когда-то привели меня сюда. Оскорбленный скандальным поведением Веледы, которая согрешила с мрачным Евдором[13], я подался, как теперь говорят, в трапписты[14], то есть блистательно сдал экзамен на друида. Потом, после кое-каких шалостей… право, тут и говорить-то не о чем, так, сущая безделица… короче, после загулов в столице, где меня привлекали «Мабиль»[15], а позже «Мулен Руж», мне пришлось согласиться на это место – тихое и спокойное, как видишь, – место хранителя Божьего Камня. В общем, я попал в глубокий тыл.

С каждым словом старика беспокойство и ошеломление Ворского росли. Он решил посоветоваться со своими спутниками.

– Да проломите вы ему голову, говорю вам, – настаивал Конрад.

– А ты как думаешь, Отто?

– Думаю, нужно быть поосторожнее.

– Вот именно, нужно быть поосторожнее.

Но Старый Друид услышал эти последние слова. Опершись на палку, он встал и воскликнул:

– Что это значит? Быть со мною поосторожнее? Ничего себе! Значит, по-вашему, я враль? Ты что, не видел моего топорика с каббалистическим знаком солнца на рукоятке? А это, по-твоему, что такое? – Старик указал на свои четки из морских ежей. – Кроличий помет, что ли? Ну вы и наглецы! Назвать кроличьим пометом яйца змеи, «которым она придает форму своею слюной и пеной и которые потом вместе с шипением выбрасывает в воздух». Это сказал Плиний, не кто-нибудь! Надеюсь, ты не считаешь, что Плиний тоже враль? Ну ты и тип! Быть со мною поосторожнее, когда у меня целая куча дипломов друида, патентов, аттестатов, свидетельств, подписанных Плинием и Шатобрианом! Какая наглость! Да где ты еще найдешь такого Старого Друида, как я, – настоящего, из тех времен, с патиной лет и вековой бородой? Я – враль? Я, знающий как свои пять пальцев все древние обычаи и традиции? Хочешь, я станцую тебе пляску Старого Друида – ту, какую танцевал перед Юлием Цезарем? Хочешь?

И, не дожидаясь ответа, старик отбросил свою клюку и принялся с необычайной ловкостью откалывать неистовые и фантастические коленца. Зрелище было невероятно комичное: согбенный старик подпрыгивал и вертелся, размахивал руками, выкидывал ноги из-под хитона то вправо, то влево, борода его повторяла все повороты тела, а хриплый голос объявлял па одно за другим:

– Шаг Старого Друида, или Отрада Юлия Цезаря! Оп!.. Танец священной омелы, в просторечии называемый просто па-д’омела!.. Вальс змеиных яиц на музыку Плиния… Оп! Оп! Что за линия!.. «Ворская», или «Танго Тридцати Гробов»!.. Гимн Алого пророка! Аллилуйя! Слава пророку!

Старец еще несколько минут продолжал свои неистовые прыжки, а потом вдруг резко остановился перед Ворским и без тени улыбки сказал:

– Ладно, хватит болтать. Поговорим серьезно. Мне поручено вручить тебе Божий Камень. Теперь, когда я тебя убедил, ты готов получить товар?

Трое сообщников вконец оторопели. Ворский не знал, что ему делать, будучи не в силах понять, что это за престранная личность.

– Да чего вам от меня надо?! – со злостью вскричал он. – Чего вы хотите?

– Как это – чего я хочу? Да я же только что сказал: вручить тебе Божий Камень.

– Но по какому праву? Кто вас уполномочил?

Старый Друид закивал:

– А, теперь я понял. Все идет не так, как ты предполагал. Ты ведь явился сюда трепещущий, гордый и счастливый, что сделал свое дело. Ну посуди сам: за тобой – начинка для тридцати гробов, четыре распятые женщины, кораблекрушения. У тебя руки по локоть в крови, а карманы полны злодейств. Это ведь все не шуточки, так что ты ждал торжественного приема с официальной церемонией, человеческими жертвоприношениями, звуками фанфар, античным хором, процессией священников, ученых и бардов с дароносицами в руках – короче говоря, всяких фиглей-миглей, истинных галльских увеселений! А вместо этого – какой-то дурацкий Старый Друид, который дрыхнет себе в углу и без обиняков предлагает тебе принять товар. Какой провал, судари мои! Но что тут скажешь: каждый делает что может и в соответствии со средствами, которыми располагает. Я, Ворский, в золоте не купаюсь и уже потратил на тебя, если не считать платы за стирку нескольких белых хитонов, тринадцать франков сорок сантимов, которые отдал за бенгальские свечи, фонтаны пламени и ночное землетрясение.

Внезапно все поняв, Ворский содрогнулся:

– Что вы такое говорите? Как? Это были…

– Ну конечно это был я! А ты кого бы хотел? Святого Августина? Или, может, ты ожидал божественного вмешательства и решил, что вчера вечером боги послали на остров архангела в белом хитоне, чтобы тот проводил тебя к дубу с дуплом? Право, Ворский, это уж слишком.

Ворский сжал кулаки. Значит, человек в белом, за которым он носился накануне, – не кто иной, как этот обманщик!

– Ну вот что! – прорычал он. – Я не очень-то люблю, когда мне дурят голову!

– Дурят голову? – воскликнул старик. – Хорошенькое дело! А кто вчера гонял меня, словно дикого зверя, так что я чуть дух не испустил? А кто всадил две пули в мой хитон номер один? Ну ты и субчик! Что ж, будет мне впредь наука! Вот не стоит всякой ерундой заниматься!

– Ну хватит, хватит, – проговорил вконец измученный Ворский. – Довольно! Последний раз спрашиваю: чего вам от меня нужно?

– Я уже устал тебе объяснять. Мне поручено передать тебе Божий Камень.

– Кем поручено?

– Да понятия не имею! Просто я всегда знал, что в один прекрасный день на Сареке появится некий Ворский, немецкий принц, который сразит тридцать жертв, и, когда тридцатая испустит последний вздох, я должен буду дать сигнал. Ну и поскольку я обязан был выполнить это поручение, то я и подготовил все, что нужно: купил в Бресте в скобяной лавке две бенгальские свечи по три франка семьдесят пять сантимов штука и несколько превосходных петард, а в назначенный срок залез на свой наблюдательный пункт со свечой наготове. Когда ты проорал с дерева: «Она умерла! Она умерла!», я решил, что момент настал, зажег бенгальские свечи и с помощью петард устроил землетрясение. Вот и все. Теперь ты все знаешь.

Сжав кулаки, Ворский двинулся на старика. Многословие Старого Друида, его несокрушимое спокойствие, краснобайство, насмешливый тон – все это вывело Ворского из себя.

– Еще одно слово, и я тебя прикончу! – заорал он. – С меня хватит!

– Тебя зовут Ворский?

– Да, и что дальше?

– Ты немецкий принц?

– Да, да, и что же?

– Ты сразил тридцать жертв?

– Да, да, да!

– Стало быть, ты тот, кто мне нужен. Я должен вручить тебе Божий Камень и вручу, чего бы мне это ни стоило. Уж таков я! Можешь теперь подавиться своим волшебным камнем!

– Да плевать я хотел на Божий Камень! – затопав ногами, взвыл Ворский. – И на тебя мне плевать! Никто мне не нужен. Божий Камень! Да он уже у меня!

– Ну-ка, покажи.

– А это, по-твоему, что? – осведомился Ворский, доставая из кармана шарик, найденный в ручке жезла.

– Это? – с удивлением переспросил старик. – Откуда ты это выудил?

– Из ручки скипетра, которую мне пришло на ум отвинтить.

– И что же это такое?

– Кусочек Божьего Камня.

– Ну ты и болван!

– А по-твоему, что это?

– Это? Пуговица от штанов.

– Что-что?

– Пуговица от штанов.

– Откуда ты знаешь?

– Пуговица от штанов с отломанным ушком, какими пользуются негры в Сахаре. У меня есть еще одна такая же.

– Да откуда ты знаешь, черт бы тебя подрал?

– Я сам ее туда положил.

– Зачем?

– Вместо драгоценного камня, стянутого Магенноком, – того самого, что обжег ему руку так, что ее потом пришлось отрубить.