Арсен Люпен и Остров Тридцати Гробов - Морис Леблан

Ворский замолчал. Однако, поскольку Отто и Конрад о чем-то тихо переговаривались, он окликнул их:

– Эй, вы там! Могли бы и поспешить! Если кто-нибудь захочет всадить в меня стрелу или пулю, то мишень из меня неплохая. Ну что, готовы?

Приспешники не отвечали.

– Да что там у вас? Отто! Конрад!

Ворский спрыгнул на землю и набросился на обоих:

– Хороши, нечего сказать! Если и дальше будет так продолжаться, мы не уберемся отсюда и завтра утром… и тогда все пропало. Отвечай же, Отто!

С этими словами Ворский направил луч света ему в лицо:

– Ну что там? Отказываешься, что ли? Так и скажи! А ты, Конрад? Это что, бунт?

Отто покачал головой:

– Ну, бунт – это уж слишком. Но мы с Конрадом не рассердимся, если вы нам кое-что объясните.

– Объясню? Какие же объяснения тебе нужны, тупица? Насчет дамочки, которую мы собираемся казнить? Или насчет мальчишек? Настаивать бесполезно, друзья мои. Предлагая вам это дело, я ведь сказал: «Согласны идти со мной с закрытыми глазами? Дело будет грязное, придется пролить много крови. Но в результате – кругленькая сумма».

– В ней-то все и дело, – проговорил Отто.

– Говори яснее, балбес.

– Это вы должны говорить яснее и припомнить условия нашего соглашения. Ну-ка, что вы тогда сказали?

– Тебе это известно не хуже моего.

– Вот именно. Но я хочу освежить условия у вас в памяти и поэтому прошу повторить.

– Меня память не подводит. Клад – мне, а из него двести тысяч франков вам на двоих.

– Так, да не так. К этому мы еще вернемся. А сейчас поговорим о пресловутом кладе. Мы уже две недели выбиваемся из сил, живем среди крови и преступлений, а на горизонте – ничего!

Ворский пожал плечами:

– Ты глупеешь не по дням, а по часам, мой бедный Отто. Тебе известно, что прежде нужно кое-что сделать. Пока сделано все, кроме одного. Через несколько минут мы покончим и с этим, и тогда клад – у нас в руках.

– Откуда нам это знать?

– Неужели ты думаешь, что я стал бы делать все, что сделал, если бы не был уверен в результате так же… так же, как в том, что живу? У нас все шло строго по порядку, как было намечено заранее. Последнее действие произойдет в условленный час, и тогда дверь откроется.

– Дверь в ад, – насмешливо заметил Отто, – так, во всяком случае, называл ее Магеннок.

– Как бы ее ни называли, она ведет к кладу, который я и добуду.

– Ладно, – согласился Отто, на которого доводы Ворского произвели впечатление, – пусть будет так. Но кто поручится, что мы получим свою долю?

– Вы ее получите по той простой причине, что, добыв клад, я стану обладателем несметных сокровищ и не доставлю себе неприятности из-за каких-то двухсот тысяч франков.

– Даете слово?

– Ну разумеется.

– Слово, что все условия нашего договора будут соблюдены?

– Конечно. А к чему это ты клонишь?

– А к тому, что вы гнусно нас облапошили, наплевав на одно из условий нашего соглашения.

– Да что ты такое несешь? Ты понимаешь, с кем говоришь?!

– С тобой, Ворский, с тобой.

Ворский схватил сообщника за грудки:

– Это еще что?! Да как ты смеешь меня оскорблять?! Как смеешь мне тыкать?!

– А почему бы и нет, раз ты меня обобрал?

Еле сдерживаясь, Ворский сказал дрожащим голосом:

– Говори, но будь начеку, малыш, – ты затеял очень опасную игру.

– Значит, так, – начал Отто. – Кроме клада, то есть наших двухсот тысяч франков, мы договорились – и ты, подняв руку, поклялся в этом, – что любые деньги, которые мы найдем, пока занимаемся этим делом, будут поделены на две половины: одна – тебе, другая – нам с Конрадом. Так?

– Так.

– Тогда давай, – потребовал Отто, протягивая руку.

– Что давать? Я ничего не нашел.

– Врешь! Когда мы отправляли на тот свет сестер Аршиньа, у одной из них под блузкой ты нашел те припрятанные деньги, которые мы не смогли отыскать в доме.

– Вот еще новости! – воскликнул Ворский тоном, в котором слышалось смущение.

– Это чистая правда.

– Докажи.

– А ты возьми да достань приколотый у тебя изнутри к рубахе пакетик, перевязанный бечевкой. – С этими словами Отто ткнул Ворского пальцем в грудь и добавил: – Доставай, доставай – и выкладывай половину.

Ворский молчал. Он был ошеломлен, как человек, который тщетно пытается догадаться, каким образом противник раздобыл оружие против него.

– Сознаёшься? – осведомился Отто.

– Ну… да… – нехотя ответил тот. – Но я намеревался рассчитаться потом, отдать вам все сразу.

– Лучше рассчитайся сейчас.

– А если я откажусь?

– Не откажешься.

– А если все-таки откажусь?

– Тогда берегись.

– А чего мне бояться? Ведь вас всего двое.

– Нет, по крайней мере трое.

– Где же третий?

– Третий, судя по рассказам Конрада, далеко не простачок… Короче, это тот, кто только что обвел тебя вокруг пальца, – человек в белой накидке, пустивший стрелу.

– Ты что же, собираешься его позвать?

– Вот именно, черт возьми!

Ворский почувствовал, что силы неравны. Сообщники медленно приближались к нему с обеих сторон. Пришлось уступить.

– Да забирайте, ворюги, разбойники! – вскричал он, доставая сверток и разворачивая банкноты.

– Считать можешь не трудиться, – заметил Отто и неожиданно выхватил у него всю пачку.

– Но…

– Никаких «но». Половина Конраду, половина – мне.

– Ах, скотина! Гнусный бандит! Ты за это поплатишься! На деньги мне плевать! Но ограбить меня так нагло? Не хотел бы я оказаться в твоей шкуре, дорогой мой! – И он вдруг расхохотался злобным, натянутым смехом. – Ей-богу, Отто, это было неплохо сработано! Но как ты мог узнать об этом? Ты мне расскажешь, а? Впрочем, сейчас нельзя терять ни минуты. Итак, теперь-то мы обо всем договорились? Вы готовы?

– Охотно, потому что вы отнеслись к этому правильно, – ответил Отто.

А его сообщник угодливо добавил:

– Все-таки манеры у вас, Ворский, будь здоров! Настоящий барин!

– А ты – слуга, которому платят. Тебе заплатили, так что поторапливайся. Дело спешное.

«Дело», как выразился этот страшный тип, было и впрямь сделано быстро. Поднявшись снова на лестницу, Ворский повторил распоряжение, которое на этот раз было послушно выполнено Конрадом и Отто.

Поставив жертву на ноги и не давая ей упасть, мерзавцы стали подтягивать веревку. Ворский подхватил несчастную, и так как ноги у нее были подогнуты, грубо их выпрямил. Затем он привязал ее за талию и под мышками, и она так и повисла: спина прижата к дереву, платье облепило ноги, руки чуть разведены в стороны.

Казалось, она так и не очнулась от забытья, поскольку даже не застонала. Ворскому захотелось сказать ей напоследок несколько слов, но он смог выдавить из себя лишь какие-то неразборчивые звуки. После этого он попробовал было приподнять ей подбородок, но тут же отдернул руку, испугавшись прикоснуться еще раз к осужденной на смерть, и голова несчастной низко свесилась на грудь.

Наконец он спустился на землю и пробормотал:

– Коньяка, Отто… Фляга у тебя!.. А, черт, что за гадость!

– Но еще не поздно, – заметил Конрад.

– Не поздно? Что – не поздно? Освободить ее? Послушай, Конрад, да я скорее предпочту… предпочту занять ее место. Бросить задуманное? Ах, если бы ты знал, что я задумал, какова моя цель! – Он еще раз отпил из фляги. – Прекрасный коньяк, но для бодрости я предпочел бы ром. У тебя нет, Конрад?

– Тут в бутылке немного осталось…

– Давай.

Из опасения, что их могут увидеть, они завесили фонарь и уселись под деревом, не испытывая ни малейшего желания разговаривать. Однако новая порция спиртного ударила им в голову. Ворский, придя в невероятное возбуждение, принялся ораторствовать:

– Никакие объяснения вам не нужны. Вы не должны даже знать имя той, что здесь умирает. Достаточно будет, если я скажу, что это – четвертая женщина, которая должна умереть на распятии, и что рок судил ей именно такую смерть. Но одно я все-таки смогу вам сообщить – в час, когда триумф Ворского ослепит вас. Я сделаю это даже с известной гордостью, потому что если все происходившее до сих пор зависело от меня и моей воли, то все, что будет происходить