Человек, который не спал по ночам - Дэвид Хэндлер

— Кто это, Хогарт? Кто это все сотворил?

— Пока не знаю.

Но кое-какие мыслишки у меня в голове крутились, и довольно много. Я спросил Памелу, кому, кроме Триса, она рассказала о том, что я собираюсь посмотреть альбом Тьюлип. Оказалось, она сказала об этом Джеку, тому самому Джеку, который отлучался из поместья по делам в тот самый день, когда в меня стреляли. Мог ли на меня покушаться Джек? Конечно же, да. Кроме того, именно у Джека имелись к Паппи очень серьезные претензии. И именно Джек, в отличие от всех остальных, ни в какую не хотел говорить о прошлом. Джек отлично владеет оружием. Ну и не будем забывать о его связи с Вайолет. Может, и она замешана. Ей стрелять нравится? Нравится. А еще ей нравится воровать. Да, Джек отличный кандидат на роль подозреваемого. Впрочем, он не один. Ведь о моем намерении заглянуть в альбом могли узнать и другие. Тьюлип могла сама об этом рассказать. Кому угодно. Хоть Дереку. Хоть Марко. Убийцей мог оказаться любой.

Да, мыслишки у меня имелись. Слишком много.

Церковь Жизни располагалась на первом этаже потрепанного здания, находившегося на той же улице, где жила Тьюлип. У входа в церковь на тротуаре толпились бойкие репортеры, фотографы и телевизионщики с камерами, с нетерпением дожидаясь столь редкой возможности хоть одним глазком взглянуть на прославленного Ти-Эс. Когда мы подъехали, Трис весь напрягся и глубоко вздохнул. Джек выпрыгнул из машины первым и открыл ему дверцу.

Стоило Трису выйти наружу, как на него тотчас же обрушился целый шквал вопросов. Ти-Эс не ответил ни на один. Он ведь уже сделал заявление. Фаланге его телохранителей удалось каким-то чудом расчистить дорогу, и мы устремились внутрь здания. Трис покровительственно приобнял Вайолет, которая в туфлях на шпильках была выше отца сантиметров на пятнадцать.

Внутри Церковь Жизни напоминала столовую для бездомных. Обшарпанные столы со скамейками вдоль стен, бак с кофе, доска с объявлениями и резкий запах дезинфицирующего средства. За одним из столов напротив друг друга сидели Дерек Грегг и человек-чайник Марко Бартуччи. Больше никто не пришел проститься с бывшей законодательницей моды. Ее родителей уже не было в живых, а прессу не пустили.

В дальнем конце зала за кафедрой стоял отец Боб.

Сегодняшним утром отец Боб позавтракал яичницей, остатки которой виднелись в его черной кустистой бороде. На носу поблескивали очки в металлической оправе. Одет он был в мятые черные вельветовые брюки и заляпанную краской серую хлопчатобумажную фуфайку с грубо обрезанными у локтей рукавами. Предплечья покрывала густая поросль черных волос, которые выбивались и из-под верха фуфайки, сливаясь с бородой.

Перед ним на столе стояла урна с прахом Тьюлип.

Служба была краткой и совершенно обычной. Отец Боб произнес несколько слов о том, как мы все важны друг другу в жизни и смерти, после чего вручил урну Вайолет, поцеловав девушку в лоб.

Ти-Эс обнялся с Дереком и перекинулся с ним парой фраз. Чуть поколебавшись, обнял он и Марко, который плакал, не скрывая слез. Затем Трис направился обратно в машину. Джек тоже обнял Дерека, при этом аккуратно обогнув Марко. Марко это заметил. Я тоже. И это не ускользнуло от внимания Марко.

— Ужасная трагедия, мистер Хог, — промолвил Бартуччи, подойдя ко мне. — Просто ужасная.

— Вы совершенно правы, — кивнул я. — Кстати, когда вы с ней в последний раз виделись? Или разговаривали с ней?

— Давно. Я уж и не помню, — Марко нахмурился. — А к чему эти вопросы?

— Просто хотелось узнать, насколько вы были близки.

— Даже если человек тебе близок, с ним вовсе не обязательно регулярно поддерживать связь. Она была милее их всех, мистер Хог. Она… она могла запросто, не прикладывая для этого ни малейших усилий, разбить сердце. — Марко понурил голову, шмыгнул носом и, тяжело ступая, пошел прочь.

Я проводил его взглядом, гадая, есть ли в словах этого несчастного, грязного мелкого мошенника хотя бы капля правды.

Трис сидел ссутулившись на заднем сиденье «роллс-ройса» и смотрел в окно. Пока мы ехали по Лондону, он так и не сменил позы. Затем он резко выпрямил спину, открыл мини-бар и попытался налить себе бренди. Руки его так сильно тряслись, что все лилось на коврик. Я отобрал у него графинчик и наполнил бокал. Осушив его залпом, Ти-Эс откинулся на спину сиденья. Щеки его чуть порозовели.

— Все на том свете, — хрипло сказал он. — Все.

Я молча налил себе бренди.

— Остался один я. Понимаешь, Хогарт? Я следующий.

— Все верно. Вы следующий.

Он полыхнул взглядом.

— А ты умеешь ободрить, корешок, — прорычал он.

— Мы все следующие, Тристам. В конечном итоге всех ждет один и тот же финал. Тут уж ничего не поделаешь. Но мне хотелось бы попросить вас об одной услуге.

— Какой, Хогарт?

— Продержитесь еще чуть-чуть — я с вами еще не закончил.

Он коротко хохотнул и протянул мне пустой бокал.

Я его наполнил. Бренди мы допили вместе. К тому моменту, когда «роллс-ройс» въехал в ворота поместья, мы горланили припев песни: «Я хочу больше». На студийной записи голос Триса звучал гораздо лучше. Ну а мой голос был выше всяких похвал.

Глава 9

(Запись № 7 беседы с Тристамом Скарром. Записано в его апартаментах 7 декабря.)

Хог: Тьюлип упомянула, что, когда вы жили в Лос-Анджелесе, вас что-то тревожило.

Скарр: Что именно она сказала?

Хог: Что вы не могли найти себе места, постоянно были на взводе, вели себя агрессивно, пили, принимали наркотики. А потом, когда она попыталась добиться от вас ответа, в чем причина вашего поведения…

Скарр: Я ее отхерачил по полной программе. Сломал ей нос, выбил пару передних зубов. Это было поздним вечером, а наутро я вообще ничего не помнил. Прикинь, Хогарт, каким я был обдолбанным. Она меня конкретно достала. Все нудила и нудила. Про герыч, про то, что я себя гублю. Само собой, все ради моего же блага, но я же никого тогда слушать не хотел. После того как я ее избил, она от меня ушла. Вернулась в Лондон. Когда я завязал, мы снова сошлись. К тому моменту она уже была на восьмом месяце. Ни слова мне об этом не сказала. Я от этого подохренел, конечно. Потом мы еще где-то с год прожили вместе и снова разбежались — уже навсегда. Так, теперь по поводу твоего вопроса. Меня в Лос-Анджелесе