Человек, который не спал по ночам - Дэвид Хэндлер

все делали так, словно на дворе пятьдесят седьмой год. Одевались в клетчатые пиджаки, галстуки, узкие брюки. Зачесывали назад волосы. Джек отыскал нам автобус пятидесятых годов, и в нем мы отправились в тур. Выступали только в небольших клубах, пили скотч с колой, курили любимые сигареты. Никакой наркоты. Никаких «наших» песен. Мы вообще вели себя так, словно группы «Мы» никогда не существовало. Кто-то думал, что мы это делаем с какими-то далеко идущими целями, но на самом деле мы просто ловили кайф. Мы даже записали альбом в студии, вживую. (Смеется.) Мы и думать не могли, что он станет настолько популярным.

Хог: Его успех дал старт ностальгии по пятидесятым. Кроме того, именно с тех времен вам стали приписывать фразу о том, что рок-музыка — это театр.

Скарр: В первую очередь то, что мы сделали, помогло нам разобраться с безумием последних нескольких лет. Мы с Рори выплеснули наши чувства в песнях, которые сочиняли в дороге, прямо в автобусе, совсем как в старые добрые времена. Так родился альбом «Новая эпоха».

Хог: «Настала новая эпоха, / ты больше не смотри назад, / забудем прошлые обиды, / мне очень дорог твой взгляд. / Мы будем жить теперь по-новому…» Вы и вправду зажили по-новому?

Скарр: В каком-то смысле — да. Мы снова сошлись с Тьюлип и были счастливы. Если взять музыку, то мы с Рори снова были на гребне волны. Наше воображение будоражили новые стили: регги, диско. А новые технологии звукозаписи! Нам не терпелось поскорей воплотить свои задумки в жизнь. Во многом «Новая эпоха» стала нашим лучшим альбомом. Это был шаг вперед. Для всех нас. Увы, надолго нас не хватило.

Хог: Что случилось с Тьюлип?

Скарр: Она родила Вайолет. И резко изменилась. Хотела, чтобы все поменялось: довольно, мол, этой жизни. Хватит этой грязи, этих бесконечных музыкантов. Все это она вывалила мне аккурат накануне нашего тура по Штатам для раскрутки «Новой эпохи». Отказывайся, мол, оставайся, или ты нас потеряешь. Паскудный выбор, согласись, но альтернативы у меня не было. Тью уперлась и не желала уступать. Я… я просто не мог отказаться от музыки. В ней вся моя жизнь. Так я потерял Тью. Вместе с дочерью. Самая большая жертва в жизни, на которую я решился ради музыки. И все же я на нее пошел. Больше у меня не было серьезных отношений ни с одной женщиной. Просто не мог, и все тут. Тью, после того как мы расстались, все сильнее отдалялась от меня. Обрела Бога. Связалась с этим преподобным Бобом и его жалкой крошечной сектой.

Хог: От полицейских я узнал, что он когда-то торговал наркотиками.

Скарр: Не удивлен. Следствие считает, что это он ее убил?

Хог: Думаю — нет.

Скарр: Тебе Рут еще что-нибудь говорил?

Хог: Нет. Полагаю, что сейчас ход за мной.

Скарр: Ты уже решил, что будешь делать?

Хог: Пожалуй, да.

Скарр: (Пауза.) Я вот все думаю — она сильно мучилась?

Хог: Не самая приятная смерть. Впрочем, не думаю, что смерть вообще бывает приятной. Я так понимаю, Джек похоронил урну с прахом в центре лабиринта?

Скарр: Да. А Вайолет посадила сверху тюльпаны.

Хог: Очень трогательно… Давайте поговорим об этих ваших последних гастролях. Я недавно пересматривал документальный фильм Кубрика…

Скарр: Я его так и не посмотрел. По понятным причинам.

Хог: Как вообще возникла идея снять документальный фильм о гастролях?

Скарр: Кубрик просто вышел на нас с этим предложением. Ну а мы такие — а почему бы и нет, вместе веселее. Господи, да с нами и так к тому моменту уже ехала целая толпа. У нас был свой самолет. Куча грузовиков со звуковым и осветительным оборудованием. Очень скоро мы уже затосковали по маленьким клубам и «Джонни Грому». Особенно после того, как Рори сорвался.

Хог: Сорвался?

Скарр: Он попросил эту итальянскую актрису, Монику, поехать с ним в турне по Америке. Вместо этого она ушла от него к Роману Полански, а он тотчас же запихнул ее в фильм, который в тот момент снимал. Рори никак не мог понять, что люди просто используют друг друга и на этом в большинстве случаев и строятся человеческие отношения.

Хог: В том числе и ваши отношения с Тьюлип?

Скарр: Я сказал, в большинстве случаев, корешок. Для Рори разрыв с Моникой стал серьезным ударом. Он снова взялся за старое и пустился во все тяжкие. Тоннами нюхал кокс и трахал малолеток. Нюхал и выступал, нюхал и трахался. Нюхал и творил дичь. Нюхал и начинал все сначала. Он вообще не ел. Сам не понимаю, как он при этом мог оставаться на ногах. Я бы не выдержал. Впрочем, в итоге не выдержал и он. После концерта в Денвере он вырубился за кулисами. Его пришлось отправить в больницу. В официальном заявлении мы наврали, что все дело в разреженном воздухе.

Хог: А чем занимались вы, когда Рори пустился во все тяжкие?

Скарр: (Смеется.) Честно? Молодость осталась в прошлом. Если бы я забил на строгий режим, то не смог бы скакать по сцене во время концертов на всех этих стадионах. Каждое утро я пробегал по три с половиной километра. Я был обязан давать себе полноценный отдых. Ну а бабы… Они меня привлекали уже куда меньше, чем прежде. Вдруг мне стало с ними скучно. Своих мозгов нет. Вкуса нет. Просто фигуристые куски мяса с набором дырок. Оказалось, что я слишком избалован Тьюлип. Она знала, чего хотела. У нее был вкус. Собственные мысли. Я так и не встретил никого, кто мог бы сравниться с ней.

Хог: Поговорим о гибели Рори?

Скарр: (Пауза.) Мы как раз допевали «Мы — двойное лихо» — это была наша песня на бис, именно ею мы заканчивали на тех гастролях каждый концерт. Я увидел, как впереди что-то полыхнуло, а потом Рори упал — у него из носа шла кровь. Я, честно говоря, подумал, что это из-за кокса, ну, из-за того, что он без конца его нюхал. Опять вырубился — совсем как в Денвере. До меня дошло в самую последнюю очередь, что на самом деле произошло, — только когда я увидел этого пидора, размахивающего пистолетом, и услышал, как кричит Дерек. А потом одна мысль только в голове и билась. Ну вот, опять — совсем как с Паппи. Опять. Опять. Опять. Но этого не должно повториться. Мы не можем потерять Рори. Почему никто не может ему помочь? Неужели