Последний кайдан - Элла Чак

Смешки и гомон вокруг Ито поутихли, и он обвёл друзей взглядом.

Накамура держал в руках свечу в виде птицы. Крылья её были растопырены, а лицо было человеческим, только нос длиннее и когти на лапах… Нет, это не птица, это тэнгу!

Сато крутил во все стороны свечу в форме волка, шерсть которого была проработана мастером столь изящно, что казалось, она колышется от воздуха.

Эмоциональнее всех на свечу в своих руках отреагировал Куроки:

– Не может быть!.. Нет, не может такого быть! Так не бывает!

Сато забрал у него свечу и установил её на деревянный настил.

– Может, и бывает… Свечей ровно сто. Их вырезал монах в храме. Но монахи помогли нашим врагам, и я получил приказ поехать разобраться с теми, кто предал сёгуна на его земле. Приказ был убить в храме каждого, кто протянул руку врагу. Когда всё закончилось, я обошёл храм и в зале хондэн увидел старика. Он сидел, а вокруг него всё было покрыто синей стружкой воска. Старик держал пальцы над огнём и прикасался ими к свечам. От его прикосновений те приобретали форму.

– К огню? Как он до костей не обжёгся?

– Огонь был синим, – ответил Сато.

– Что было потом? – поторопил его Ито.

– Старик распластался в поклоне и поднял над головой свиток. Он сказал, что только что закончил вырезать сотую свечу для «Хяку-моногатори» и что в свитке записаны кайданы. Он рассказал про свечи и потребовал, чтобы я передал свиток Призрачному самураю.

Всё глубже падал Ито во взгляд девушки-воина с луком. Он почувствовал жар такой силы, что ему показалось, горят его собственные волосы, и даже запахло так же – палёным.

– А дальше? Дальше?! Что ты сделал?

– Он приказал мне, и я отрубил ему голову! Нашёл посыльного, чтобы свитки передать, а свечи решил забрать. Согласитесь, вы никогда такого мастерства не видели!.. «Хяку-монагатори» – игра для сотни человек. Кайданы записаны вот тут, – покрутил он свитком. – Их тоже ровно сто. Читаем по очереди и задуваем свечу. Будет страшно и холодно!

– Холодок бы не помешал, – рассеянно пробубнил Ито и еле оторвал взгляд от лица девушки.

Куроки молчал и так же, как Ито, находился в подобии транса, рассматривая свечу напротив себя.

– Что будет, когда мы задуем все сто свечей и прочитаем все сто кайданов?

– Случится… что-то необычное, Куроки. Может, ёкая увидим. Может, кого пострашнее. Он заберёт у нас самое дорогое.

Накамура, Ито и Куроки переглянулись. Каждый из них молчал. Каждый был задумчив и хмур. Но вдруг все они дружно расхохотались. Накамура принялся проверять свою катану.

– Вот так, да? Самое дорогое? Никому я свой меч не отдам! В него золото инкрустировано! И ждал я свой заказ больше двух лет!

– А я никому не отдам свой юми[61]! – вытянул Ито оружие к небу.

– Вы забыли нашего даймё! – напомнил Куроки. – Я умру за своего господина, и дороже него нет у меня ничего!

– Это не обсуждается! – снова вскинул Ито свой лук.

В том же жесте Сато, Накамура и Куроки вскинули свои катаны, хором прокричав в темноту:

– У самурая нет цели, только путь!

Крики поутихли, и градус преданности вернулся к нормальному, то есть кипящему на медленном огне, состоянию, как только было выпито четыре токкури[62] нихонсю[63]. Сато наливал напиток Ито, пока тот наливал сидящему справа от него Куроки, а тот – Накамуре.

– Кампай! Процветают пусть земли и наш господин!

Когда прямоугольная площадка заполнилась фигурками свечей, буси[64] расселись по четырём сторонам и принялись рассматривать свечи.

Куроки не сводил взгляда со свечи в форме мыши-полёвки. Вернее, тысяч мышей-полёвок. Можно было догадаться по силуэту, что они облепили человека, девушку. Её рот был распахнут, и оттуда выглядывали усы и мордочка. Руки девушки были разведены в стороны, и только ноги её виднелись под натиском волны мышей. Он не знал, почему именно эта свеча из целой сотни загипнотизировала его. Лицо девушки заполонили мыши, но Куроки точно знал, как выглядит эта девушка. Знал, но признаться остальным не осмеливался.

Ито поёжился. Сейчас, когда выбранная им свеча заняла своё место на пьедестале, он заметил россыпь чёрных пятнышек, поднимающихся по оголённым ногам от пяток до икр. Он решил, что мастер просыпал золу и поэтому в его работе появился дефект. А если так было задумано, то что это за пятнышки? Родимые пятна? Но узор слишком уж… вымерен, похож на звёздное небо.

Накамуре полюбилась свеча в форме тэнгу – похожее на ворона существо с крыльями и длинным красным носом. Достав веер, он придал лицу отрешённости и спокойствия, чтобы ни единым взмахом чёрных ресниц, таких же смоляных, как крылья тэнгу, не выдать своего волнения. Да и не волнение вовсе это было, а самый настоящий азарт перед началом схватки, пусть и на игровом поле.

Сато переводил взгляд с одного храбрящегося соратника на другого. Он успел рассмотреть каждую свечу и знал их наизусть. Здесь была женщина с телом змеи и миловидным личиком, главное украшение которой – пухлые губы, так и манящие к поцелую. Был здесь старик с глазами в центре ладоней и круглым телом на корявых ногах. Были древние предметы от камня до оружия и фонаря, получившие свою силу, достигнув ста лет. Хранители священных рощ нурарихёны с вытянутыми кабачком затылками. Души деревьев. Ёкаи и мононокэ. Ласки кама-итати.

Три ласки были прижаты друг к другу спинами, вместо лап у них были заточенные серпы. У одной из них в качестве трофея красовались отрубленные человеческие ноги с реалистичными подтёками крови в местах ампутации. Сато считал кама-итати благородным ёкаем. Во-первых, их всегда трое, как и друзей Сато, а во-вторых, одна из ласк всегда зашивает раны тому, у кого отбираются ноги, не давая путнику, попавшему в пыльную бурю, окончательно умереть.

Сато дал каждому по лучине.

– Теперь подожгите фитили сразу всех свечей. Когда сто свечей загорятся, по очереди мы начнём читать кайданы из этого свитка, – кивнул он на реликвию.

– Кайданы? Да я вам такие страшилки с поля боя расскажу – станете белее Оками!

– Они не страшнее этих, – не сдавался Сато. – Таких историй вы никогда не слышали… Самое главное произойдёт, когда дело дойдёт до последней. Самый последний кайдан – всегда самый страшный. Поджигайте!

Сато начал первым со свечой в центре.

Сато не экономил на выпивке и угощении. Ему нравилось, что его считали справедливым,