Дочь таксидермиста - Кейт Мосс

– Он говорит, что «чучельник» – как раз более современное слово, оно не восходит к древности. Чучельник – тот, кто набивает чучела. Все просто.

– Разве имеет значение, как он себя называет? Важен конечный результат, верно?

Конни вспомнила долгие дни в музее, когда туда никто не приходил. Вспомнила горечь осознания, что что-то изменилось. Она видела, как отцовское мастерство, искусство и воображение обращались в прах, пока он сам не превратился в ожесточившегося, отчаявшегося пьяницу. В обломок человека.

– Все имеет значение, – тихо сказала она. – У нас когда-то был небольшой музей. Гиффорд делал прекрасные сцены. Потешки, фольклор, песни. Брал тех птиц, что удавалось найти, тех, которых ему дарили, и создавал истории. Целые витрины с сотнями птиц: «Золушка», «Белоснежка», «Грустная история о малиновке».

Гарри улыбнулся.

– Похоже на музей мистера Поттера в Брамбере.

– Значит, вы слышали о нем, – сказала Конни.

– Мальчишкой я его очень любил. К сожалению, никогда не слышал о музее вашего отца. Почему он забросил его?

Конни помолчала. В первый раз ее так тянуло рассказать что-то о себе. Она взглянула в честное, привлекательное лицо Гарри и решилась.

– Он его забросил, потому что… – Она глубоко вздохнула. – Потому что некоторые из наших картин оказались прямыми копиями экспонатов мистера Поттера. Не все, но довольно много. В то время я была еще слишком мала и не все понимала, но был суд – причем подал иск не мистер Поттер, а мой отец, – и мы проиграли. Гиффорду пришлось продать экспонаты и закрыть музей.

– Мне жаль, – просто сказал Гарри. – Наверняка это было тяжело для него. Потерять все, над чем работал.

Конни вспомнила аукциониста, назначенного судом.

Красный бугристый нос, изо рта несет кислятиной от важности. Он расхаживал по музею, постукивая по полу тросточкой, словно Слепой Пью, раздавал своим людям указания – что вносить в опись имущества. Что можно продать, а что не стоит возни. Не только отцовские картины и витрины, но и все прочее: билетная касса, деревянная вывеска над дверью, все сокровища отца свелись к черным закорючкам в бухгалтерской колонке.

– Это разбило ему сердце. После этого он уже так и не стал прежним.

– Можно вас кое о чем спросить? Надеюсь, вы не сочтете это дерзостью.

– Да.

– Я хотел узнать, почему вы называете его Гиффордом?

Конни застыла. Вопрос был самый естественный, а между тем она не могла припомнить, чтобы кто-нибудь спрашивал ее об этом раньше. Она и сама спрашивала себя, почему имя «Гиффорд» легче слетает с губ и почему сам отец часто откликается на него охотнее.

Гарри взял ее за руку.

– Я хочу сказать – вы говорите то «отец», то «Гиффорд».

– Потому что так его звала Касси.

Эти слова сорвались с губ раньше, чем Конни успела осознать саму мысль.

Глава 29

Конни ощутила прилив нежности, а потом какое-то более темное чувство. Чувство утраты. Горя.

Она высвободила руку из пальцев Гарри.

– Касси – это та, о ком вы только что вспоминали?

У Конни все плыло перед глазами.

– Только что? – переспросила она и услышала эхо собственного голоса в голове.

– Вы сказали – «мы выясняли происхождение слова “таксидермист”», чтобы переубедить Гиффорда. Вы и Касси?

Она встала на ноги и отошла в другой конец комнаты, не в силах усидеть на месте, скрестив руки на груди, словно пыталась удержать все свои эмоции в себе.

Она почувствовала, как Гарри встал рядом с ней.

– Извините, я не хотел совать нос не в свое дело.

– Не в этом дело.

Гарри положил руки ей на плечи. Она почувствовала тепло его ладоней сквозь ткань рубашки, и ее пронзил импульс притяжения. Они стояли так близко друг к другу, что она чувствовала запах его крема для бритья и помады на усах, сладкий аромат табака и нотку масляной краски.

– Так кто такая Касси? – спросил он.

Конни расслышала за этими простыми словами неподдельную заботу и интерес. Она подняла на него глаза и увидела, что он смотрит на нее – по-настоящему смотрит, видя ее такой, какая она есть, с желанием узнать, о чем она думает, узнать ее. В этот миг все, о чем они должны были говорить и не говорили, все, что свело их вместе, словно растаяло. Все стало совершенно неважным в сравнении с этим моментом близости.

– Не знаю, – призналась она.

– Не знаете?

Она покачала головой, не в силах заставить себя говорить. Несколько долгих мгновений они стояли в тишине, связанные всем, чего не знали друг о друге, а затем Конни отошла. Так, словно они пришли к какому-то соглашению, она снова уселась за рабочий стол. Гарри тоже взял себе стул и поставил напротив.

– Мисс Гиффорд… Конни… вы можете мне доверять.

Она взглянула в его встревоженное, ласковое лицо и почувствовала, что это правда.

– Канувшие дни, – сказала она.

* * *

– А есть еще паштет? – спросил Дэйви. Он блаженствовал вовсю.

Мэри повернула голову от раковины.

– Ненасытный маленький паршивец, вот ты кто.

Он ухмыльнулся:

– Мальчишка, который растет, вот кто я.

Мэри вытерла руки, прошла в кладовку, взяла банку с мясным паштетом «Шиппам» и поставила на стол рядом с буханкой свежего хлеба на деревянной доске, с кусочком масла на тарелке с узором из ивовых веток. Дэйви потянулся к паштету.

– Я сама, – сказала Мэри, выхватывая у него из рук хлебный нож. – Так я и позволила тебе нагребать как лопатой. У хозяина деньги на кустах не растут.

– Как это не растут – дом-то вон какой шикарный?

– Доедай уже, – сказала она, хлопнув его по шее кухонным полотенцем, – мне дело делать надо. Пока ты здесь, у меня все из рук валится.

Дэйви помог ей донести доставленные продукты от ворот, и она налила ему стакан шенди. Когда рядом никого не было, они с Мэри совсем неплохо ладили. При других Мэри напускала на себя превосходство и говорила с ним резко. Его это не обижало.

– Тебе нравится здесь работать, Мэри?

Мэри подошла к комоду и начала перебирать вещи в ящике.

– А знаешь, нравится. Никто не указывает, что делать.

– Мисс Гиффорд – хорошая хозяйка?

– У нее приятно работать. Ни к чему не придирается, над душой не стоит. Лишь бы дело было сделано. – Она закрыла один ящик и перешла к следующему. – Понимаешь, она все одна да одна – мама тоже считает, что это нехорошо, а мистеру Гиффорду, похоже, и дела нет.

Дэйви мотнул головой в сторону мастерской.

– А это тогда что такое? Гарри этот?

– А это не