Четыре мертвых сестры - Наталья Евгеньевна Масальская

– Да, мы учились вместе в медицинском. Как он?

– Умер.

– Что?! Когда? – приложив руку к груди, обеспокоенно спросила женщина.

– Месяц назад. Сердце.

– Как жаль, прими мои соболезнования. Замечательный был человек и врач хороший.

Мне вдруг стало не по себе, и память о недавних ужасных событиях навернулась на глаза слезами. Губы задрожали, и я вмиг растеряла весь свой боевой настрой.

– Если вы знали папу, – одними губами произнесла я, боясь расплакаться, – помогите мне.

– Как? – растерялась женщина. – Я работаю здесь год и не помню никого с фамилией Иволгин. – Девочки, что скажете? Теть Шур, ты ж наверняка должна знать? – обратилась она к пожилой медсестре или нянечке – на доктора та была не похожа.

– Иволгина, говоришь? Ну как не знала, знала. Хорошая девочка была, правда, не больно-то разговорчивая.

– Девочка? – переспросила я. – Вы ничего не путаете?

– Нет, Яна Иволгина, полы тут мыла, но общалась она только с Клавой Буряковой.

– А как бы мне эту Бурякову найти?

– Она здесь больше не работает, года два как на пенсию вышла.

– А адрес ее есть?

– Точно не скажу, но она вроде в бараке рядом с больницей жила. Тут недалеко, на Профсоюзной.

– Так-так, по-моему, я достаточно ясно дал понять, что без официального запроса ни я, ни мои сотрудники не станут отвечать на ваши вопросы, – раздался за моей спиной громкий, недовольный голос главврача, и мое плечо до боли сжала его жесткая ладонь. – На выход, или мне придется вызвать охрану!

Женщины смотрели на нас с испугом. После такой отвратительной сцены со мной вряд ли кто-то осмелится заговорить.

Спорить было бесполезно, и, ведомая жесткой рукой главврача, я послушно направилась в сторону лестницы, ведущей на первый этаж. Иванов довел меня до самых дверей и, растянув губы в самодовольной улыбочке, приказал охране больше меня без удостоверения не пропускать. Пухленький старичок-охранник сопроводил меня до ворот и выпроводил на улицу, как приблудную дворнягу.

Я оказалась на обочине дороги. Солнечный день померк. Казалось, вокруг одна грязь и нищета. Едва переставляя ноги, я поплелась на пустую остановку и уселась на лавку.

Справа от меня сквозь дым заводов виднелся город, слева в несколько рядов тянулись старые двухэтажные бараки, заканчивающиеся пустырем. В одном из них, возможно, живет бывшая медсестра психушки, которая знала дочку Иволгина. Я вспомнила позорный момент в сестринской комнате и почувствовала необоримую слабость. Единственное, чего мне сейчас хотелось, – поскорее бросить это дело и вернуться домой.

Я взглянула на табличку с расписанием автобусов, а затем на наручные часы. Мне тут еще час куковать. Глядя на свои пыльные туфли, я придумывала самые нелепые и позорные наказания для отвратительного докторишки Иванова. Мне понадобилось минут десять, чтобы наконец прийти в себя и начать мыслить логически. У главврача было достаточно времени, чтобы принять меня и дать совет относительно моего больного дяди, но, как только он услышал фамилию Иволгин, сразу занервничал и засобирался. Почему? Либо он действительно очень занятой человек, либо что-то скрывает. А если так, мне во что бы то ни стало нужно повидаться с этой самой Буряковой. Я еще раз взглянула на часы. До автобуса пятьдесят минут. Должно хватить.

Бараки тянулись в несколько рядов вдоль улицы Профсоюзной. Настоящая окраина – серая и грязная. Казалось, тут одни кучи мусора да стаи бродячих собак. Однако, зайдя во двор, я увидела ребятню, играющую в большой куче песка, и двух старушек на самодельной лавочке. Будет у кого про бывшую медсестру спросить.

Мне повезло, Клавдия Бурякова жила в последнем бараке на первом этаже.

Дорога завела меня в грязный тупик. За сетчатым забором был только пустырь. Я быстро свернула в темный, пропахший сыростью подъезд, поднялась по прогнившим ступеням и оказалась у первой из трех дверей на первом этаже. Где-то тут жила бывшая медсестра психиатрической больницы Клавдия Бурякова.

На мой стук дверь открыла щуплая старушка. Выглядела она гораздо старше, чем я ее себе представляла. Однако на мой вопрос ответила, что да, это она – Клавдия Макаровна Бурякова. Старушка отступила от двери, приглашая меня войти.

Я оказалась в маленькой комнатушке с низким потолком, в которой, кроме небольшого стола, узкой железной кровати и старого громоздкого комода, ничего не было, даже занавесок на крошечных окошках. И все равно в комнату почти не проникал солнечный свет, создавая в помещении наводящий тоску полумрак. Не было даже стула, чтобы присесть, видимо, у нее не часто бывают гости. От предложения присесть я вежливо отказалась, продолжая стоять посреди комнаты. Старушка же, крепко ухватившись за спинку, медленно опустилась на скрипучую кровать.

Буряковой на вид было около восьмидесяти, но, похоже, на старческую забывчивость она не жаловалась. Сразу вспомнила и визит Ирины Иволгиной, правда, самого писателя не видела, знала о нем только со слов его дочери. А вот саму Яну охарактеризовала как девушку отзывчивую и прилежную.

– Правда, накатывала на нее иногда апатия, но с кем не бывает. Жизнь ведь у нее не сахар была. Мама так тяжело померла. С мачехой приходилось жить. А чужая тетка – это тебе не мать, ласкового слова не дождешься.

– Это она вам рассказывала?

– И она, да я и сама догадывалась. С жиру-то не станешь за чужими мужиками утки выносить.

– Яна подрабатывала нянечкой?

– Иногда. Все больше вечерами.

– А зачем она работала, как думаете? Она вроде еще в школе училась?

– Она в медицинский институт хотела поступать, а в больнице какая-никакая все же практика. Да и деньги лишними не бывают. Отец ее не шибко баловал.

– Жаль, что вы Иволгина не знали. Вскрылись некоторые новые факты его гибели, и дело отправили на дознание, вот мы и собираем информацию.

– Чего не знаю, того не знаю, а врать не стану. Я и жену-то его мельком видела.

– Вы про день, когда ваш главврач Иволгина обследовал?

– Нет. Она была одна.

– А о чем они говорили, случайно, не помните?

– Так что ж, подслушивала я, что ли?

– Нет-нет, я и не говорю, что подслушивали. Может, мимо проходили и что-то услышали?

– Нет у меня привычки чужие разговоры подслушивать.

– Простите, – виновато посмотрела я на старушку. – Вы только не подумайте, что я вас в чем-то обвиняю. Просто люди часто думают, что брошенные кем-то фразы не имеют никакого значения, вот я и подумала, вдруг вы что-то услышали, но думаете, что это просто ерунда.

– А что я слышала? Дай-ка подумать… Доктор ей, значит, что похожи они вроде. А женщина