Монстр из Арденнского леса - Ника Элаф

тогда, когда попросил помочь с конвертом. Алис вдруг поняла, что именно это ее больше всего и возбуждает. Мысль о том, что они могут стать такими… друзьями. Черт, в этот момент, когда она еще вся словно кружилась от вальса и алкоголя, чувствуя вишневый привкус на губах, ей хотелось большего. Ей хотелось… попробовать. Попробовать что? Балансировать на краю, танцевать в этом лимбе, в неопределенности и недосказанности, опьянев от возможности, от одной мысли, что они так похожи, что они могли бы стать друг для друга кем-то. Или даже… шагнуть в неизвестность. Попробовать. Не доводя до… Поцелуй? Просто поцелуй?

Алис вздрогнула из-за странного сладкого чувства, неожиданно плеснувшегося внутри при одной этой мысли. От предвкушения, которого она раньше никогда не испытывала. От желания сделать не то, что делают все, а то, чего так хотелось ей самой. И от нее зависело, произойдет это или нет. Ощущать это тоже было приятно.

«Не произойдет», – тряхнув головой, не очень уверенно сказала она самой себе и пошла вниз.

– Мадам Дюпон сказала, что ей срочно надо к Ребельону, и просила перед вами за нее извиниться, – сообщил Деккер, обернувшись на звук ее шагов. Он стоял у открытого окна в гостиной и курил.

– Хорошо, что мэрия закрыта, – улыбнулась Алис.

Он затянулся, нервно усмехнувшись, но не ответил в том же тоне, и она вдруг смутилась.

– Что ж… мне тоже пора. – Это кружение внутри нужно было срочно остановить, пока не случилось что-то… совсем неловкое. – Спасибо за прекрасный вечер.

Деккер смял сигарету в пепельнице.

– Я вас провожу, если вы не возражаете. Но придется идти пешком, я слишком много выпил, чтобы садиться за руль.

Алис кивнула, чувствуя, что он… держится как-то по-другому, не так, как раньше. Закрыто? Дистанцированно. Хотя, наверное, это и к лучшему. Алкоголь и вальс не лучшие советчики. Она вышла в просторную прихожую, которую, наверное, стоило называть холлом, и быстро взяла куртку, испугавшись, что Деккер начнет галантно помогать ей одеваться. После ликера и танцев это точно было бы слишком. Хоть и вполне в стиле этого дома.

Они вышли в ночь и сырость, Алис поежилась – после жарко натопленной гостиной было прохладно, изо рта вырывался пар. Городок давно спал: все ставни были закрыты, на улицах не осталось ни одной живой души, редкие фонари отражались в лужах на влажной бурой брусчатке. Впрочем, ей все равно казалось, будто на них смотрят. Смотрят настороженно и неодобрительно. Словно на каких-то заговорщиков, собирающихся нарушить закон, согласно которому такой, как она, нечего делать рядом с таким, как он. Но они все равно шли рядом, пусть и думая каждый о своем.

– Кэтрин или Сара? – неожиданно прервал молчание Деккер.

– Что?

– Кто вам больше нравился в «CSI: Лас-Вегас»?

Алис улыбнулась, хотя ей до сих было неловко из-за того, в каком контексте она в тот раз упомянула сериал.

– Вы напрашиваетесь на длинный монолог, инспектор.

– Я не боюсь, – ответил он, и Алис почувствовала исходящее от него напряжение.

Как будто он и вправду… боялся? Нет, не ее монолога, а чего-то другого. Но чего? Наверняка просто почудилось. Наверняка это всего лишь неловкость после такого странного вечера. Наверняка…

Сейчас, когда ее освежил холодный воздух и голова прояснилась, Алис уже могла рассуждать трезво. Деккер просто привык заканчивать такие вечера по-другому. Не унылым провожанием до гостиницы в молчании, которое надо заполнить какими-то разговорами.

А может… может, все еще переживал из-за сталкера. Алис ощущала его напряженность, словно в нем шла какая-то невидимая работа, словно он постоянно сканировал пространство.

– Сначала мне больше нравилась Кэтрин…

* * *

Ответ от Филиппа пришел под утро, когда Марка снова выдернуло из беспокойного, изнуряющего сна. Ничего похожего на обычные кошмары, и все же во сне было что-то гнетущее, какое-то присутствие чужой воли, словно что-то темное и тяжелое сидело на его груди и заглядывало ему в лицо.

Пять утра. Пытаться снова уснуть было бессмысленно, и Марк принял душ и пошел на кухню варить кофе, дав себе слово отоспаться следующей ночью. Выпить даже снотворное, если потребуется.

Он любил под настроение варить кофе в турке, когда нужно было успокоиться или собраться с мыслями: неспешно смолоть зерна, смотреть на поднимающуюся шапку пены, несколько раз снимать кофе с огня. Своего рода священнодействие – так, как он запомнил в той поездке с родителями в Марокко. Одно из редких воспоминаний, когда он ощущал себя просто любимым ребенком, когда его семья казалась обычной, счастливой, такой же, как у всех.

Сейчас точно стоило сварить себе кофе вручную.

На столе еще стояли пустые ликерные рюмки, которые он вчера не убрал. Стараясь не смотреть ни на них, ни на ежика на изразце, Марк смолол зерна в кофемолке, поставил турку на огонь и, закурив, вытащил телефон.

Новое сообщение. Отлично. На последнего из его «львов» по-прежнему можно было положиться. Запрос, который Марк, не в силах удержаться, сделал вечером, и вот уже ответ.

Вот оно. То, что ему надо, просто необходимо было теперь знать.

Он читал, весь стекленея внутри оттого, что угадал вчера. Угадал почти все. Просто никак не мог предположить, что это была та самая резонансная история… та самая образцовая операция DSU, которую он разбирал на учебе. Тот самый «вопиющий случай злоупотребления», которым – теперь он сложил два и два – так возмущалась его мать. Марк лишь отрывочно помнил шумиху в прессе: репортажи по телевизору, взволнованные голоса корреспондентов, ожидание развязки. К счастью, не такой кровавой, какой она могла бы стать. Практически идеальной с точки зрения выбранной тактики спецназа – все остались живы.

Но то, что весь этот ад произошел с ней, с Алис Янссенс…

Твою же мать! Проклятая интуиция не подвела. Марк читал, закурив еще одну сигарету сразу за первой, едва не упустив кофе и так и оставив его остывать на выключенной конфорке.

Читал, видя теперь в сухом изложении фактов совсем другое: фигуру девочки, попавшей в логово чудовища. Теперь сквозь строки документов словно проступали кадры жуткого в своей реалистичности фильма, не выдуманного, документального – тихая, незаметная обыденность человеческих извращений, которую, в отличие от потоков крови и расчлененных тел, так просто не замечать.

Приемная семья, дети, попавшие в нее через патронажную службу. Особая система образования, гениальный педагог – отец семейства, его верная соратница-жена. Светлый, чистый дом, аккуратно подстриженный газон, благостно улыбающиеся мужчина и женщина в окружении своих воспитанников – все хорошенькие, умытые, строго причесанные, в одинаковых белых платьицах.

Секта долбанутых фанатиков, повернутых