Монстр из Арденнского леса - Ника Элаф

Она старалась не думать, как сразу стало тесно в ее подсобке. Не думать о запахе ветивера и свежевыкуренной сигареты, который тут же ее окутал. Деккер был серьезен, почти мрачен, словно сосредоточенно обдумывал какую-то проблему.

– У нас совпадение, – сообщила Алис, указывая на экран. – Довольно неожиданное. В сарай к мадам Дюпон пытался залезть тот же человек, что угнал бульдозер на месте захоронения.

Инспектор нахмурился.

– Отлично. Точнее, что бы, черт возьми, это значило? Впрочем, сейчас у нас есть дела поважнее. Вы готовы искать недостающие кости?

Она кивнула.

– Да, давайте, пока точно нет дождя.

Алис прибрала стол, взяла куртку и чемоданчик и пошла вслед за Деккером. Он тоже заглянул к себе в кабинет за курткой, и тут из-за своей стеклянной перегородки вышла Кристин.

– Вы уж извините, у нас тут такая глухая дыра, что все делается очень медленно, – обернувшись, сказала она куда-то за перегородку. – А кофе, господин комиссар, вообще никак не делается, потому что каждый его делает себе сам.

Деккер тихо и одобрительно фыркнул, а потом глянул на Алис:

– Пойдемте.

– Марк! – раздался раздраженный голос из-за перегородки.

– Я уехал! – бросил он в ответ и тут же вышел за дверь.

* * *

Сидеть с ней в машине оказалось сложнее, чем он предполагал. И Марк был рад приезду Анри, потому что мог хоть немного отвлечься, занять голову совсем другими проблемами. Девчонка, казалось, тоже думала о чем-то своем, судя по всему, не очень приятном. Отлично. Эва все же вчера перегнула палку со всеми этими танцами. Возможно, Янссенс и сама понимает, что идти на поводу у своих эмоций просто неразумно.

В неярком осеннем свете лес выглядел… нет, нельзя было сказать, что приветливо, но не так мрачно, как обычно. Как место, которое относится к тебе не враждебно, а словно с благостным равнодушием. Пахло прелыми листьями и влажным мхом.

Янссенс шла впереди по старому руслу, то и дело наклоняясь, чтобы что-то проверить.

Да чтоб тебя!

Марк просто не мог на нее смотреть. Не мог перестать ее хотеть – так мучительно, что вся решимость держать дистанцию готова была отправиться ко всем чертям!

Разумеется, дело было только в том, что он добровольно отказался от своих намерений. Только в этом, да. В сожалении о несбывшемся и невозможном. Благородство всегда требует жертв, причем таких, о которых никто не узнает и которые никто не оценит. Но черт, если Янссенс будет вот так наклоняться, совершенно не понимая, как соблазнительно с такого ракурса выглядит ее хорошенькая задница и какие мысли в этот момент приходят ему в голову, то…

… трахнуть ее вот так, да. Разница в росте немного мешает, но если она наденет туфли на высоких каблуках, то будет в самый раз. Да, ей пойдет такое: высокие каблуки и короткое обтягивающее платье, так что подол сам сбивается вверх от одного движения. И когда она вот так наклонится, то останется только провести пальцами ей между ног, отодвинуть в сторону тонкую ткань белья, чтобы убедиться – уже мокрая…

– Так! – вдруг радостно воскликнула она, что-то обнаружив в земле. – Ну-ка, ну-ка…

Марк подошел ближе и посмотрел на то, что она – наконец разогнувшись, хвала всем богам! – держала на облаченной в латексную перчатку ладони.

– Это подъязычная кость. И она повреждена. – Янссенс достала кисточку и быстро очистила находку. – Хм…

– Как именно повреждена? Есть какие-то предварительные выводы?

– Похоже, perimortem. Но чтобы сказать точно, мне потребуется дополнительный осмотр. В нормальных условиях.

– Но если предположить, что вы правы?

– Значит, ту женщину, скорее всего, задушили.

Марк машинально сунул руку в карман, нащупал нитку и с силой, до боли намотал на палец. Вдох-выдох. Вот камень под испачканным ботинком Янссенс, вот кривое дерево на склоне, вот поблескивает вода в луже. Заземление.

– Интересно. Значит, нож…

– Нельзя однозначно утверждать, что его не использовали.

Марк кивнул. Ну что ж, в смерти жены всегда подозревай мужа. Тем более такого, каким был дед. Ревнивого, с нестабильной психикой и, похоже, склонного к насилию. И все же… эти фотографии, этот нож ван ден Берга. Как-то не вязались они с преступлением на почве страсти и помрачения рассудка.

– Отличная работа, Янссенс.

– Мы пока тут не закончили. Хорошо бы найти остальные кости, особенно запястья. На них могли остаться повреждения, если женщина защищалась от ножа.

– Разумеется. Но все равно: отличная работа.

Девчонка довольно улыбнулась, буквально расцветая от похвалы. И как, как тут удержаться и не думать о том, какой она могла бы стать с ним? Как Марк давал бы ей понять, днем и ночью, насколько она хороша. Во всем. Черт, да она могла бы кончать от одного этого «умница, Янссенс», произнесенного ей на ухо правильным тоном. Он это отлично чувствовал.

Марк закурил, глядя, как она методично продолжает прочесывать русло в поисках костей.

– Ага! Вот ты где, os capitatum…

Умница, Янссенс…

* * *

Усталая, но довольная, девчонка сидела рядом и смотрела в окно. Думала о чем-то своем. Марк закурил последнюю сигарету и смял пустую пачку. Опустил стекло, выпуская дым в сырой осенний воздух.

А ведь в этом уравнении, над которым он поневоле ломал голову, был еще его святой дядя. И сейчас вся злость на то, что Марк не мог действовать так, как ему хотелось, что он сам вынужден был поступать благородно – да чтоб тебя, как же бесило одно это слово! – снова обратилась на Жана.

Жан не мог не знать о ее прошлом, так какого хрена? Это мерзко – так ее использовать, понимая, что Янссенс не уходит только из-за своей травмы, что у нее, очевидно, не все в порядке с отцовскими фигурами, что он просто еще сильнее загоняет ее в это болото. Если ей кто действительно и нужен, то только тот, кто поможет исцелиться, а не станет ее личным чудовищем в маске благостного и любящего папаши.

Марк вдруг поймал себя на мысли, что снова невольно примеряет эту роль. Роль героя. Того, кого она так ждала, кто способен ее вывести, вызволить, вытащить на свет. Научит не бояться себя, своих чувств и желаний. Высвободит пылающий в ней огонь и сам насладится им сполна.

И тут же мысленно фыркнул. Где-то в другой жизни, возможно. Если уверовать в реинкарнацию. Можно, конечно, помечать, что, будь он не собой, а кем-то другим – тем, кого в нем всегда хотели видеть родители, тем, кого из него старательно пытались слепить, всовывая в рамки высказанных и