Твоя последняя ложь - Мэри Кубика

резко крутануть руль. Думаю, что этот человек, позвонивший ему на мобильник, наверняка слышал его – он или она явно слышали самые последние слова, которые произнес мой муж в своей жизни, – что-нибудь грубое и богохульное, я уверена, что-то непристойное, хотя Ник был не из тех, кто ведет себя непристойно. Но я думаю, что именно так он и поступил, когда потерял контроль над машиной и слетел с дороги, сказав что-нибудь вроде «господи Иисусе» или «дрянь господня», потому что именно так поступила бы я сама. Вот то, что я должна выяснить, – то, что я вдруг чувствую себя обязанной узнать. Какие слова были последними в жизни Ника и слышал ли он или она – эта неведомая личность, человек с телефонным номером, начинающимся на 206, – как автомобиль врезался в дерево; как голова Ника ударилась о закаленное стекло, разбив его вдребезги; как с хрустом смялся металл кузова; как Мейси отчаянным фальцетом взывала к отцу, умоляя его прогнать плохого человека?

Выясняю, что 206 – это код Сиэтла. А еще Бейнбридж-Айленда – городка, в котором родился и вырос Ник. Я уже слышала истории о скромном маленьком домике неподалеку от Пьюджит-Саунд[37], меньше чем в квартале от гавани, так что если повернуть голову под нужным углом, то можно увидеть мачты парусников, плывущие над морем. До выхода на пенсию мать Ника работала экскурсоводом в одном из музеев, а его отец был анестезиологом, который почти каждый день ездил на пароме в Сиэтл, проведя всю свою жизнь на больничных дежурствах. Это то, что рассказывал мне Ник. Но он уехал из Сиэтла в колледж, когда ему было восемнадцать, да так и не вернулся. Не столько потому, что не хотел возвращаться, сколько по той причине, что к тому времени, когда он получил диплом стоматолога и принял решение открыть собственную практику, его родителей уже там не было – они переехали в скромный маленький домик в Кейп-Корал во Флориде, не так уж сильно отличающийся от того, который они оставили на острове, если не считать, конечно, отсутствия зимы и дождей. Их визиты к нам всегда редки и непродолжительны, а теперь, когда Ника не стало, осмелюсь предположить, что время между визитами будет лишь увеличиваться, пока в один прекрасный день не сведется к нулю. Не то чтобы я была против. Его мать всегда имела в виду какую-то другую женщину на роль жены Ника – не какую-то конкретно, а просто какую-то помимо меня. Она достаточно ясно дала это понять.

В таком случае у меня только две версии, две гипотезы: либо этот звонок был обычным спамом, либо кто-то ошибся номером. У Ника больше нет родни в Сиэтле. Просто совпадение, говорю я себе, думая о том, что Ник ни словом не обмолвился о Сиэтле за последние полдюжины лет, а то и больше. Я ничего не знаю о Сиэтле, кроме того банального факта, что девять месяцев в году там идут дожди. Беру телефон и набираю этот номер, настороженно ожидая, пока кто-нибудь не ответит на звонок.

– Алло, – произносит какая-то женщина, и по какой-то причине я растеряна этим, не совсем понимая, что сказать. У нее мягкий, деликатный, женственный голос. Мне следовало приготовить что-нибудь заранее. Надо было набросать идею на клочке бумаги, чтобы я знала, что говорить, хотя бы в самом начале. Но у меня все равно сковало язык, так что женщине на другом конце провода приходится повторить, на сей раз громче – на случай если у меня проблемы со слухом или я и вовсе глухая.

– Алло!

Прокашливаюсь и делаю еще одну попытку ответить, и на сей раз слова все-таки вырываются у меня из рта, хотя запинаясь и довольно нечленораздельно.

– Здравствуйте. Вы меня не знаете, – произношу я слишком быстро, так что все это выходит как одна единовременная мысль. – Мне дали ваш номер телефона. В полиции.

Но эти слова звучат слишком тихо, голос у меня слишком дрожит, так что она просит меня повторить сказанное. Повторяю это еще раз, на сей раз громче, изо всех сил стараясь говорить ровно и не проглатывать слоги. Слышу голосок Губки Боба, пронзающий стены нашего дома, – пульт, скорее всего, у Мейси в руке, и та нажимает на все кнопки подряд, отчего в один прекрасный момент Губка Боб и его дружки начинают оглушительно орать. Я слышу ее хихиканье, почти полностью заглушенное звуком телевизора. Давненько я не слышала, чтобы Мейси смеялась.

– Мне дали ваш номер телефона в полиции, – повторяю я.

– В полиции? – резко переспрашивает женщина, и в голосе у нее слышится замешательство. Я отвечаю, что да, хотя это не совсем так.

– Мы знакомы? – спрашивает она, и я слышу, как ее голос передается ко мне по радиочастотам туда, где я сижу за кухонным столиком, постукивая ногой по полу. В ее тоне – внезапная сдержанность, мгновенное сомнение. С чего бы полиции давать мне ее номер телефона? Кто я такая и зачем звоню? Она нервничает и полна страха. Мысленно перебирает людей в своей жизни, задаваясь вопросом, всё ли с ними в порядке. Я звоню с плохими новостями? Я – олицетворение смерти, старуха с косой, пришедшая за кем-то из ее близких?

– Нет, – отвечаю я. – Вы меня не знаете. Видите ли, мой муж, – говорю я ей, быстро подбирая слова, – попал в ДТП. Дорожно-транспортное происшествие. Но я не думаю, что это так. Что это было именно происшествие. Что это произошло случайно.

Тут я ловлю себя на том, что просто не могу остановиться и что-то быстро бормочу дальше, рассказывая какой-то неведомой женщине на другом конце провода про детектива Кауфмана, а также про Ника, Мейси и какую-то черную машину, которая преследовала их по извилистой дороге, про плохого человека – или, что вполне возможно, плохую женщину. Рассказываю ей про усадьбы с лошадьми и про белый дуб, опять-таки возвращая свои слова к детективу Кауфману и к словам детектива касательно того, что Ник разговаривал по телефону во время ДТП, после чего машинально мотаю головой, собираясь уже исправиться, поскольку слово «происшествие» тут вроде не совсем подходит.

И в этот момент она резко втягивает воздух сквозь зубы и медленно выдыхает, прежде чем сказать мне: «Клара…» – и я чувствую, как смещается земная ось, когда я теряю равновесие и хватаюсь за края кухонного столика, чтобы не упасть.

Она знает меня.

За окном в небе гремит гром, дневной сырой воздух поднимается вверх, сталкиваясь с еще более холодными его