Искатель, 1996 №1 - Торн Смит

Может быть, до того, как этот период начался? Нет, как раз в это время. Я сам, своими собственными руками, установил подлинного дофина на предназначенное ему место за ограждением, и ни одна рука не прикасалась к кукле. Даже рука лейтенанта Фарбера, если вы понимаете.

Следовательно, дофина могли похитить только после того, как этот период закончился.

Эллери взмахнул половинкой огурца.

— Так кто же, — торжественно вопросил он, — был тем единственным человеком, кроме меня, кто держал эту куклу в своих руках после того, как указанный период закончился, и до того, как лейтенант Фарбери обнаружил, что бриллиант фальшивый? Кто этот человек?

Инспектор и сержант в замешательстве переглянулись. Никки была в полном недоумении.

— Ну, мистер Бондлинг, — сказала она. — Так он же не в счет.

— В счет, Никки, да еще как, — сказал Эллери, протягивая руку за горчицей, — факты говорят, что Бондлинг в это время выкрал дофина.

— Бондлинг! — побледнел инспектор.

— Я этого не понимаю, — откровенно признался сержант Уэли.

— Эллери, вы наверняка ошибаетесь, — сказала Никки. — К тому времени, когда мистер Бондлинг схватил куклу с платформы, кража уже произошла и в руках у него была ничего не стоящая копия.

— Вот это, — сказал Эллери, потянувшись за другим сандвичем, — и составляло центральную часть его мистификации. Откуда мы знаем, что он схватил копию? Как же! Он так сказал. Просто, а? Он так сказал, и мы как тупицы безоговорочно восприняли его ничем не подтвержденное слово.

— А ведь действительно, — пробормотал его отец. — Мы осмотрели куклу только через несколько секунд.

— Вот именно, — чавкая, выдавил из себя Эллери. — Был краткий период всеобщего смятения, как и рассчитывал Бондлинг. Я приказал мальчикам схватить Санта-Клауса, то есть присутствующего здесь сержанта. Детективы на короткое время были деморализованы. Ты, отец, был ошеломлен. Никки выглядела, будто обвалилась крыша. В возбуждении я пытался дать какое-то объяснение. Несколько детективов отправились за Санта-Клаусом, другие кружили вокруг. И пока все это происходило, в течение всего нескольких мгновений, когда никто не обращал внимания на куклу в руках адвоката, считая, что это подделка, Бондлинг спокойно опустил ее в один из карманов своего пальто, вытащив из другого ничего не стоящую копию, которую таскал с собой весь день. Когда же я вновь повернулся к нему, в руках у него уже была копия. Именно ее я и схватил. Подмена произошла.

Я знаю, — сухо продолжал Эллери, — что вы разочарованы. Вот почему иллюзионисты всегда так тщательно охраняют свои профессиональные секреты. Знание — это освобождение от иллюзий. Не сомневайтесь, что трюк Комуса, вызвавший невероятное восхищение аристократической аудитории Лондона, — дематериализация французским магом своей жены с поверхности стола, постигла бы та же самая судьба, если б он показал люк, в который она провалилась. Хороший трюк, как и хорошая женщина, лучше всего смотрится в темноте. Сержант, возьмите еще копченой говядины.

— Смешно, — пробормотал сержант, беря предложенное угощение, — сидим ранним рождественским утром и едим как ни в чем не бывало. Ну надо же, — добавил он, качая головой, — Бондлинг?

— Теперь, после того как мы знаем, кто такой Бондлинг, — сказал инспектор, немного придя в себя, — надо как-то вернуть бриллиант. У него еще не было времени распорядиться им. Я, пожалуй, позвоню в город…

— Подожди, па, — сказал Эллери.

— Чего ждать-то?

— На кого ты собираешься спустить собак?

— Что?

— Ты собираешься звонить в управление, получить ордер, ну и тому подобное. На чье имя?

— Как? — инспектор почесал затылок. — Бондлинг. Разве не так ты сказал?

— Было бы лучше, — произнес Эллери, задумчиво поискав языком застрявшее в зубах семечко огурца, — указать его кличку.

— Кличку? — спросила Никки. — А разве у него она есть?

— Какую кличку, сынок?

— Комус.

— Комус!

— Комус?

— Комус.

— Да перестаньте же вы, — сказала Никки, наливая себе немного кофе. — Как Бондлинг может быть Комусом, если он был с нами весь день, а переодетый Комус все время появлялся то там, то здесь: то в облике Санта-Клауса, вручившего мне конверт перед входом в банк, то в образе старика, похитившего Ланса Морганштерна, то в обличье полного мужчины с усами, вырвавшего сумочку у миссис Рафферти?

— Д-да, — протянул сержант. — Так как?

— Иллюзии развиваются с трудом, — заметил Эллери. — Разве это не Комус звонил всего несколько минут назад, чтобы поздравить меня со своей удачей? Разве это не он сказал, что у моей двери на половичке оставил похищенного дофина, правда, без бриллианта? Так что Комус — это Бондлинг.

Я уже говорил вам, — продолжал Эллери, — что Комус ничего не делает без веской причины. Почему это вдруг «Комус» известил «Бондлинге», что собирается выкрасть куклу дофина? Бондлинг сказал нам это, обращая внимание на свое alter ego[45], потому что хотел, чтобы мы думали, что это разные люди. Он хотел, чтобы мы обратили все свое внимание на Комуса, а его самого воспринимали за своего. Для тактического осуществления своей стратегии Бондлинг трижды в течение всего дня обеспечил нам появление «Комуса». Видимо, это были сообщники.

Да, отец, — сказал Эллери, — я уверен, что при проверке обнаружится, что знаменитый вор, которого ты в течение пяти лет пытался поймать, все это время был уважаемым поверенным с Парк-Роу, сбрасывавшим свою маску только под покровом ночи, когда царят мягкая поступь и потайной фонарь. Ну что ж, скоро он сменит их на номер зарешеченной двери. Да, для совершения преступления был выбран самый подходящий момент, когда, как гласит старинная английская пословица: «Дьявол печет свой рождественский пирог из языков юристов». Никки, передай-ка мне еще кусочек мяса.

Перевел с английского С. Шпак

ВАЛЕНТИН ПРОНИН

МОЕ ВТОРОЕ «Я»,

ИЛИ СИТУАЦИЯ,

НЕ ПРЕДУСМОТРЕННАЯ ПРОГРАММОЙ

Должен предупредить: к кибернетике я не имею никакого отношения. Однако мне пришлось стать участником некоторых поразительных событий, происшедших со мной из-за случайного соприкосновения с этой сложной наукой.

Для дальнейшего развития повествования мне придется немного рассказать о себе как о наиболее потерпевшем во всей этой правдивой истории. Не буду называть своего имени — оно ничего вам не скажет. Я человек средних лет и стереотипной внешности, скромный банковский служащий. Никогда ничем не выделялся, вполне довольствовался своим неприметным положением и находил удовлетворение в возложенной на меня работе. Я не собирался осложнять мерное течение своей жизни взрывами вулканических страстей и неожиданными зигзагами необузданной фантазии, но… случилось, что я купил компьютер. Стоил он сравнительно недорого и представлял собой миниатюрную приятную вещицу, которую я (испытывая вполне благонамеренную и