Искатель, 1998 №3 - Игорь Христофоров

пельменями мышьяковцы, растормошить их новостью, наверное, обрадовать. Или опечалить? Каждый оценил бы четвертое место по-своему. Оно давало надежду на победу, но и одновременно забирало ее.

— А кто первые три? — все еще находясь в мыслях в Перевальном, спросил Санька.

— По порядку назвать?

— Да.

— Первое место — «Молчать». Второе — Жозефина. Третье «Ася и Бася»…

— А кто это? — не мог он вспомнить, что же за фрукты такие.

— Попса, — по-пацанячьи оценила Маша. — У них песня смешно называлась — «Поцелуй меня насмерть»…

— Ничего себе попса! — удивился Санька. — Хард-кор какой-то! В чистом виде!

— Нет, попса. Мотивчик веселенький такой…

— А бард… этот… Джиоев? — еле вспомнил он.

— Десятый, — после паузы ответила она.

По сморщенному лобику можно было судить, что она с трудом отыскала эту строчку в памяти.

— Да, точно десятый! После него группа с длинным-длинным названием. Я еще подумала шутя, что их в десятку не включили только потому, что их на финале трудно и долго объявлять надо…

А Санька, сразу забыв всех участников конкурса, забыв Перевальное, забыв о четвертом месте, вдруг предложил Маше:

— Давай выступим в финальном туре вместе!

— Как это? — густо покраснела она.

Сверху, с ресторанной палубы, растекалась по набережной мягкая шелковистая музыка, дул легкий бриз, ноздри щекотал запах шашлыков и жареной кефали. Хотелось подпрыгнуть, ввинтиться в смесь, состоящую из этих звуков и запахов, и она чуть не сделала это прямо при Саньке. А может, и сделала бы, если бы не его странное предложение. Оно окаменило ступни, и она, только чтобы избавиться от этого ощущения, переступила с ноги на ногу.

— Как это? — повторила она.

— Понимаешь, в финале нужно исполнить две вещи. Желательно новые. Андрей предлагает сделать римейк из наших прежних песен, а я… Я хочу новое, совсем новое. Одна вещь… это… это… вальс! — почти выкрикнул он первое, что пришло на ум.

— Как там, наверху? — вспомнила она их танец.

— Да. С теми словами. Я уже дописал. Не шедевр, но с рифмами. Проблема в том, что я не могу вальсировать сам. Мне нужна ты!

Она еще раз покраснела. И еще сильнее стала похожа на прежнюю девочку-роллершу.

— Я приглашу тебя из зала на сцену, и мы провальсируем вместе… А вторая песня… вторая… Нужно что-то яростное, современное, как твои коньки-ролики…

— Напиши про ролики, — наивно предложила она.

— Ты думаешь?

— А я попрошу наших мальчишек устроить на сцене что-нибудь в агрессив-стайле…

— Надо подумать, — напрягся Санька. — Что-то в этом есть. Можно Ковбоя пригласить. Он здорово гоняет…

— Ковбоя не надо, — насупилась Маша.

Он еле отыскал ссадинку на ее щеке. Она сузилась до точечки, но все еще сидела на коже.

— Ладно. Не надо, — согласился он.

А музыка с ресторанной палубы стала заметно громче. Она казалась вылетающей из магнитолы, которую поднесли чуть ближе. Музыка одуряла, пьянила, хотя он и не мог объяснить почему. Букаха, девицы, измазанные в грязи, сановные гости — все, все и даже парни из «Мышьяка», уже почти родные парни, были оттеснены временем, новостью о четвертом месте, музыкой оркестра. И Санька сдался.

— Пошли потанцуем, — протянул он правую руку ладонью вверх.

— Пошли, — послушно накрыла она эту ладонь своей узкой загорелой кистью.

И теперь уже забылось все. Даже то, зачем он ей протянул руку.

Настолько сильно забылось, что он прижал ее к себе, обнял и медленно, осторожно отыскал ее губы. Маша напряглась, стала суше и угловатее. Она не отклоняла голову, но и не теряла своей одеревенелости. Ее руки плетями висели вдоль туловища, и Санька только теперь что-то понял. Он оторвал свои горячечные губы от ее холодных и тихо спросил:

— Тебя никогда не целовали?

— Не-ет, — еще тише ответила она и ребенком, глупым сонным ребенком положила ему голову на плечо.

Он накрыл ее затылок ладонью и подумал, что теперь ему просто жалко целовать ее. Ведь целуя, он изменял Машу, делал ее взрослой. Ее жизнь теперь резко разделялась на жизнь до него и после. А может, уже разделилась? И у него тоже?

Он только собрался сказать об этом, как внизу, у трапа, противно взвизгнули тормоза. Машины по набережной не ездили. Даже ночью. Это он знал точно.

Подав голову влево и не отнимая руки от ее теплого затылка, он увидел «Жигули» у трапа. Багажник был уже открыт, и из него доставал чемоданы невысокий коротко остриженный парень. А рядом с ним переминался с ноги на ногу высоченный пижон с длинными, кольцами вьющимися волосами и терпеливо слушал речь невысокого.

Матрос, стоящий у трапа, козырнул пижону и просигналил наверх. Тут же мячиком по нему скатились два коротких матросика и угодливо подхватили чемоданы пижона. «Жигули», распугивая гуляк, понеслись от трапа не меньше, чем на ста кэмэ, и Санька вспомнил, что и в Москве крутые запросто заезжают на тротуар на Новом Арбате. Каждый живет по своим законам.

— Ты любишь меня? — в плечо, глухо спросила она, и Санька пробормотал:

— Во-о… На ловца и зверь…

— Не любишь? — оторвала она голову от его груди.

Через секунду из глаз хлынули бы слезы. А по трапу грохотали кирзачами-прогарами матросы. За ними лениво поднимался Витя-красавчик, их самолетный попутчик, предсказатель-экстрасенс.

— Люблю, — вынужденно сказал он. — Очень.

— И я.

Витя-красавчик, за которым Санька гонял Ковбоя по элитным гостиницам и казино, оказывается, преспокойненько жил на теплоходе. Чемоданы, впрочем, могли означать и переезд. Или вообще прилет. Значит, что-то заставило его прервать отпуск. Или у экстрасенсов-предсказателей нет отпусков?

— Машенька, я тебя очень люблю, — сжал он ее руки у груди. — Ты меня отпустишь на минутку?..

— Это нужно? — похоже, обиделась она.

— Очень. Я увидел одного знакомого. Могу потерять…

— Хорошо. Иди.

После такого обиженного, подрагивающего голоса никуда идти не хотелось.

— Не дуйся, пожалуйста, — попросил он.

— Я не дуюсь, — вырвала она руки из его тисков, повернулась и стремглав бросилась по палубе.

МЕФИСТОФЕЛЬ СПУСКАЕТСЯ В ПРИМОРСК

— А, это ты, — тоже узнал его Витя-красавчик.

Он только что ступил с трапа на палубу, но у него был такой изможденный вид, будто трап оказался километровой длины.

— Переезжаете?

— Почему же? — тряхнул он золотистыми кудрями. — Я только что из Москвы.

— Так мы же вроде вместе летели…

— Ну-у, тогда я всего день здесь пробыл. Дела позвали назад. А теперь вот вернулся. Поработаю с отдыхающими. Экстрасенсов все любят. Можно неплохо срубить деньжат…

— Вам помочь? — попытался Санька забрать один чемодан у матроса, но тот держал его мертвой хваткой.

За хватку ему платили, и Санька не стал изображать из себя конкурента.

— Пошли в мою каюту, — дружелюбно предложил