Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 1 - Татьяна Юрьевна Степанова

этим событиям. — Колосов достал из кармана брошюрку Школы холистической психологии и положил ее на стол перед Хованской— По столу среди сухих упавших листочков ползали рыжие муравьи.

— Я имею отношение ко всем этим событиям? — Хованская лишь мельком глянула на глянцевую обложку. — Договаривайте, молодой человек. Вы что же, пришли обвинить меня в убийствах? Я правильно вас поняла?

— Во время сегодняшнего обыска на даче, которой, как мы выяснили, вы владели на паях с Чебукиани, нами был обнаружен яд, который был использован для убийства Сорокиной и вашей компаньонки Александры Модестовны.

— И вы обвиняете меня в том, что это я их отравила?

— Судебно-медицинская экспертиза трупа гражданина Тарантинова выявила в его крови наличие алкоголя и средства: клофелин, при помощи которого он был приведен перед смертью в бессознательное и беспомощное состояние, что в значительной степени облегчило убийце расправу с ним, — игнорируя ее восклицание, продолжил Колосов.

— И это тоже сделала я?

Колосов посмотрел на Хованскую.

— А разве это не может быть правдой? — спросил он.

Разве высококвалифицированной, весьма известной в избранных столичных кругах настоящей ведьме Юлии Павловне Хованской все это так уж не по плечу?

— Да вы меня за сущую злодейку почитаете! — Хованская усмехнулась. — Это даже лестно. Вот не думала, что такие симпатичные молодые люди приписывают мне столь инфернальные вещи. Но я не поняла, простите, что же это — официальная версия следствия или, простите, пока одни ваши домыслы?

— Мои домыслы, — веско заметил Колосов, — на практике редко расходятся в конечном итоге с официальными версиями.

— А, ну конечно. Отдел по раскрытию убийств, Я слыхала, вы что-то Саше об этом говорили в тот раз… — Хованская поудобнее уселась на скамейке. — Но знаете ли, молодой человек, я по вашим глазам вижу, насколько вы убеждены в необходимости и важности этого нашего разговора. Должна вас разочаровать. Если дело пойдет так и дальше, у нас просто ничего не выйдет. Вы, извините меня великодушно, с самого начала взяли со мной неверный тон.

— Да неужели? — наивно удивился Колосов.

— И с точки зрения доказательственной базы, и с точки зрения здравого смысла все ваши предположения на мой счет построены на песке. И вы это сами распрекрасно знаете, вы же умный молодой человек. И весьма самонадеянный. А так нельзя в вашей работе, — Хованская мило улыбнулась. — Я вам отвечу: ни к одному из убийств я лично не имею ни малейшего отношения. Я никого не убивала. Я потрясена смертью своей близкой подруги. О чем же дальше нам с вами говорить?

— Вы не особенно потрясены.

— Это по мне видно?

— Да, видно. Бросается в глаза.

— А может, я просто умею отлично собой владеть? И не привыкла выставлять свои чувства напоказ перед посторонними?

Катя чувствовала: маховик допроса, запущенный Никитой, крутится вхолостую. Для оголтелой атаки на фигуранта у них, что бы они там себе ни внушали, не хватает доказательств. Ибо все улики этого дела, к несчастью, весьма двусмысленны и во многом легко опровержимы.

— Юлия Павловна, мой коллега действительно уверен в необходимости и важности этого разговора. За этим, собственно, мы и пришли, — вмешалась Катя. — И он действительно взял неверный тон, обвинив вас с ходу в том, к чему, быть может, вы и не имеете прямого отношения. Однако насчет отношения косвенного позвольте с вами не согласиться.

— А почему вы считаете, что я имею к этому косвенное отношение, Катюша? — Хованская с интересом покосилась на Катю.

— Я это чувствую.

Хованская тихонько засмеялась. Потом, словно вспомнив, что смех в сей траурной обстановке не только неуместен, а просто даже неприличен, снова вернула на лицо прежнее спокойное и заинтересованное выражение. Однако глубине ее серых глаз мерцали-колючие лукавые искорки. Она играла с ними в какую-то игру.

— Всегда мне было приятно ваше общество, Катюша. Это очень даже славно, что вы пришли сегодня с этим сердитым и усталым молодым человеком, — Хованская потрепала Катю по руке. — Странное, доложу вам, чувство испытываешь, когда попадаешь в такой вот переплет! Никогда не предполагала, что так трудно разговаривать со следователем, который обвиняет тебя во всех смертных грехах и к тому же не верит ни одному твоему слову. Но совсем другое дело общаться с человеком, который тебя чувствует… А что еще вы чувствуете во мне?

— Вы действительно не очень опечалены смертью Александры Модестовны, — сказала Катя.

— А еще что?

— Вас… вас словно не пугает то, что произошло. Вы довольны… нет, нет, это неточное слово. Вы удовлетворены ходом событий, — Катя смотрела на Хованскую.

— И чем же это я удовлетворена, позвольте?

— Тем… тем, что, как вам кажется, вы… еще раз убедились в собственной правоте… — Катя подбирала слова медленно и осторожно, словно прислушиваясь к чему-то. Будто это чей-то голос подсказывал ей их, а она лишь озвучивала. — Ведь вы давно уже убеждены, что все люди — бессильные, безвольные существа, мухи, одним словом, что боль и страдания — для кого-то телесная радость; что вера и неверие суть вещи переменчивые и что надо лишь хорошенько попросить и… — и тут Катя запнулась. — Только не нужно, совсем не нужно обращаться к сыну плотника из Назарета, который якобы все равно никому никогда не отвечает. А лучше обратиться к другому, Чужому, с той самой фрески в Сан Аполлинаре Нуово (ее нам Костя показывал), и дождаться подходящего знамения, а если оно по какой-то причине все медлит, самой вмешаться в ход событий и подтолкнуть их к нужной развязке при помощи… Ну, вам это лучше знать — круга из шелковых платков, прутика орехового…

— Катя, вы сами-то понимаете, что с нами со всеми происходит? — резко вдруг спросила Хованская.

— Умирают люди. Кого-то травят, кого-то режут. А кто-то, как, например, Ачкасов — знаете такого; Михаила Ачкасова? — кончает с собой. И со всеми этими людьми вы некогда общались, Юлия Павловна, и даже весьма тесно. Все они хоть косвенное, но все же имели к вам отношение.

— Вы в этом уверены?

— Кстати, насчет уверенности, — вмешался Колосов, до этого слушавший их диалог напряженно и нетерпеливо. — Я тут на днях допрашивал некую Елену Львовну Ачкасову. Знакомая для вас дамочка? По глазам вашим вижу — о да! — в его тоне зазмеилась пародия на тон Хованской. — Так вот. Интересную историю она мне поведала о поездках к некой даме-экстрасенсу в Школу холистической психологии на предмет излечения спутника жизни, своего будущего супруга господина Ачкасова, от полового бессилия и бесплодия. Вместо чудо-виагры или амулета там какого-нибудь из рога носорога дама дала ей мудрый советик. Некоторые советики на вес