Опаловая змея - Фергюс Хьюм

сколько приносят стирки. Можно подумать, что они никогда раньше не стирали белье. – Дебора, как всегда, сильно потерла нос. – Или не стирали так, как я, то есть как следует. Прислали бы вы свои рубашки, мистер Бикот, я бы показала вам, что можно с ними сделать, не испортив их красоту.

Пол ничего не ответил, только рассеянно рассмеялся. Он задавался вопросом, слышала ли Дебора когда‐нибудь, чтобы ее хозяин намекал на то, что он приехал из того места, где жила миссис Крил, и задал этот вопрос под влиянием момента:

– Вы знаете Крайстчерч в Хантсе?

Миссис Таузи еще сильнее потерла нос и с сомнением посмотрела на него.

– Я говорила, что у меня нет родственников, но теперь должна сказать правду, вот и скажу, – произнесла она довольно бессвязно, – потому что моя сестра, Тилли Джанк, работала там у кого‐то много лет. Но мы никогда не ладили, она всегда была вспыльчивой и властной, так что приглашать ее на свадьбу я не стала и сказала, что у меня нет родных, хотя они есть, по крайней мере, она была жива десять лет назад, когда последний раз писала.

– С тех пор вы ничего о ней не слышали? – с любопытством спросил Пол.

– Сэр, жгите меня или сажайте в тюрьму, или закуйте в кандалы, – сказала миссис Таузи, – но врать не стану. Мы с Тилли друг друга не любим и не переписываемся. Мы обе из Лондона, – воскликнула Дебора. – Отец наш умер, но почему она уехала в деревню и почему я оказалась на Гвинн-стрит, того никто не знает. А могу я спросить, мистер Бикот, почему вы спросили про то место?

– Ваш покойный хозяин приехал из Крайстчерча, миссис Таузи. Вы никогда не слышали, чтобы он упоминал об этом?

– Этого я никогда не слышала, потому что он ничего о себе не рассказывал, мистер Бикот, что ни говорите. Я никогда не знала о нем ничего, кроме того, что он закладывал драгоценности и продавал эти книги всю свою жизнь. Ни словечка не рассказывал. Если бы знала, – добавила Дебора, подняв красный палец, – что он был женат раньше и намеревался выгнать мою королеву из дома, я бы сама его задушила.

– У него и в мыслях не было прогонять Сильвию, – задумчиво произнес Пол. – Он же оставил ей деньги.

– Тогда почему они достались той, другой?

– Имя Сильвии не упоминалось в завещании, а мисс Крил его законная дочь.

– Называйте ее, как хотите, но она такая же кошка, как и ее мать, – с негодованием заявила миссис Таузи. – И к тому же, она не так молода. Ей тридцать с лишним, провалиться мне на этом месте.

– Не думаю, что мисс Крил столько лет.

– Вы же мужчина, потому и не замечаете, сэр, ведь мужчины слепые, не видят ни морщин, ни краску. А она красится, эта кошка, и она не молодая. Ей за тридцать – чтоб я сдохла, если это не так.

– Но миссис Крил вышла замуж за твоего хозяина всего тридцать лет назад.

– Тем больше ей позора, – отрезала Дебора, – потому что она нечестная женщина, если судить по возрасту. Так мне написать сестре Тилли? Она же не могла знать хозяина, когда он жил там, в том месте, – ведь она там всего десять лет, а он уж двадцать лет как уехал?

– Нет, Дебора, лучше тебе ничего не писать. Дело в руках Херда. Я передам ему то, что ты сказала, и предоставлю это дело ему. Но ты, должно быть, заблуждаешься насчет возраста мисс Крил.

– У меня два глаза и нос, – возразила миссис Таузи, – так что не говорите о заблуждениях. Ей тридцать с лишним лет, этой потаскушке, пусть ее мамаша-Иезавель лжет, как хочет, и говорит, что хочет, мистер Бикот. Но вон моя прелесть улыбается из окна, а меня ждет корыто, так что войдите и приласкайте ее нежно, а я посмотрю, как миссис Мурр гладит рубашки, что она неплохо делает, не отрицаю. Ох! – И Дебора нырнула за угол дома.

Бикот прошелся по недавно разбитому саду, в котором увидел множество свидетельств любви Сильвии к цветам, и подошел к двери как раз вовремя, чтобы встретить ее объятием. Она была раскрасневшаяся и радостная, а ее глаза сияли, как звезды.

– Пол, дорогой, – сказала Сильвия, когда они вошли в гостиную, где она возилась со счетами, – я так рада, что ты здесь. Сколько будет девять на девять?

– Восемьдесят один, – ответил ее жених, глядя на длинный столбик цифр, которые она пыталась сложить. – Зачем тебе головная боль с этими счетами, дорогая?

– Я должна помочь Дебби, Пол, и я очень хорошо справляюсь при помощи арифметики. – И мисс Норман указала на маленький учебник, который, очевидно, изучала.

– Позволь мне снять эту ношу с твоих плеч, – сказал ее возлюбленный, улыбаясь, и сел за стол, заваленный бумагами.

Примерно за час он разобрался со всеми счетами и аккуратно разложил их по конвертам для клиентов Деборы. Затем он надписал конверты, а Сильвия запечатала их. Все это время они смеялись и болтали, и несмотря на скучное занятие, получали большое удовольствие.

– Но я рад видеть, Сильвия, – сказал Бикот, указывая на три библиотечные книги, лежащих на диване, – что ты иногда получаешь удовольствие.

– Ого! – воскликнула девушка, бросаясь к книгам. – Я так рада, что ты об этом заговорил, Пол. Я хотела тебе кое‐что сказать. «Исповедь тхага», – прочитала она и посмотрела на любимого. – Ты ее читал?

Бикот кивнул.

– Полковник Медоуз Тейлор. Очень интересная книга, но довольно кровожадная для тебя, дорогая.

– Дебби получила ее, – призналась мисс Норман, – вместе с другими книгами от одного клиента, который не смог оплатить счет. Очень странно, Пол, что среди них оказалась «Исповедь тхага».

– Право, не понимаю, что тут странного, – улыбнулся Бикот, перебирая старые тома.

– Это перст судьбы, Пол, – торжественно произнесла Сильвия, а затем, увидев озадаченный взгляд жениха, добавила: – Я имею в виду, что из этой книги я узнала, что такое гур.

– Гур? – Теперь Пол выглядел еще более озадаченным.

– Это индийское слово, – объяснила Сильвия. – Оно означает грубый сахар. Тхаги съедают его, прежде чем кого‐нибудь убить.

– Ого, – засмеялся Бикот, – и ты думаешь, что твоего отца задушил такой убийца? Мое дорогое дитя, тхагов уничтожили много лет назад. Если я правильно помню, об этом написано в предисловии к книге. Но я давно ее читал. Кроме того, дорогая, – добавил он, ласково притягивая невесту к себе, – тхаги никогда не приезжали в Англию.

– Пол, – сказала Сильвия еще серьезнее, не обращая внимания на его смех, – ты же помнишь тхага,