Детектив Киёси Митараи - Содзи Симада

Люди, занявшие место вокруг помоста, сидели на земле, а те, что стояли вдалеке, терпеливо ждали начала жестокого представления – кто-то ухмыляясь, а кто-то без умолку треща со своими соседями.

Зеваки непринужденно болтали, и среди них не было ни единого человека, кто с серьезным видом ждал бы казни неисправимых злодеев, для которых не было других подходящих наказаний. Люди явно хотели ненадолго сбежать от бедности и серых будней и развеять тоску. Но тогда чем они отличаются от тех, кого сейчас будут убивать?

Похоже, что властители, принявшие решение о казни, одобрили присутствие на ней черни. Но зачем превращать ее в назидание? Неужели, устраивая это ужасное зрелище, они хотели сказать: «Будете делать такое же – отправитесь на эшафот, как они»? Но вряд ли среди зрителей был кто-то, способный на убийство нескольких тысяч женщин. Не у всякого из них есть замок, бездонная сокровищница и армия подчиненных. Нет, этим кровавым действом богачи лишь пытались задобрить простой люд и стереть из их памяти страшные преступления, совершенные такими знатными людьми, как они.

Рядом с помостом лежала куча поленьев высотой в двухэтажный дом. Видимо, посчитав, что от простого обезглавливания зрители заскучают, палачи приготовили еще одну, особую потеху.

Когда солнце высоко поднялось и время чуть перевалило за полдень, из главных ворот замка вывели мужчину со связанными за спиной руками и не спеша подвели к месту казни. При виде жертвы толпа, уставшая ждать полдня, воодушевилась и радостно взревела. Флоранс было отвратительно на это смотреть. Хотелось сбежать от этих голодных до крови людей, махавших руками. Удивительно, но некоторые из них трясли перед собой кусками хлеба.

Человека со связанными руками заставили подняться на помост и развернули лицом в сторону, где стояла Флоранс. Толпа громко выкрикивала: «Торко! Торко!» Она его помнила – это был тот самый бледнолицый человек с бородой, что приходил в ее дом. Позади него стоял толстый мужчина с топором в руках, а возле него – какой-то чиновник. Раскрыв свиток, он зачитал его преступления, однако из-за криков толпы невозможно было разобрать ни слова.

Реакция толпы была разной. Кто-то был недоволен и гневно закричал. Но большинство смеялись и орали – то ли одобрительно, то ли не очень. Среди толпы были даже дети с матерями, которые также поголовно кричали.

Человек неподвижно стоял на помосте, распрямив грудь, с абсолютно каменным лицом. Он уже был готов принять свою судьбу. Про себя Флоранс восхищалась его выдержкой – ей такое было бы не по силам. Казалось, он играл одну из ролей в этой причудливой пьесе.

Под гул толпы бледнолицый человек по приказу чиновника преклонил колени перед плахой и положил голову на пень. Никакого сопротивления он не выказал и покорно делал, что ему говорили. Толстяк, сжимавший топор в руках, приблизился к бородатому человеку. Одобрительные выкрики толпы стали еще громче. Палач явно волновался. Несколько раз он прилаживался к топору и тщетно пытался успокоиться, вытирая вспотевшие руки о штаны.

Толпа начала отбивать такт руками, подначивая палача поскорее казнить преступника. Когда он занес топор над головой и раздались громкие довольные крики, Флоранс резко отвела взгляд в сторону и лишь краем глаза увидела, как опускается топор. Боже, до чего же пошлое, низменное зрелище! Худшее, что можно было устроить…

Улюлюканье стало беспорядочным. Послышался хор разочарованных выдохов, к которым подмешивались гневные выкрики.

Что-то случилось. Флоранс вновь повернулась к помосту.

У палача дрогнула рука. Человек с бородой рухнул на помост и исчез из виду. В попытке увидеть, что там происходит, люди начали ломиться вперед и с криками запрыгивать на помост.

Похоже, топор лишь слегка задел шею. Бородатый человек корчился в муках, однако из-за гула толпы его стонов не было слышно.

Мужчины из толпы прижали человека к помосту. Еще один схватил топор и замахнулся им.

Кажется, все кончилось. Народ кричал, недовольный сорванным представлением.

Зеваки вокруг помоста вновь подняли суматоху. Протягивая ломти хлеба к бездыханному телу мужчины, они обмакивали их в капавшую кровь, а затем запихивали их в рот!

Их дьявольские увеселения привели Флоранс в ужас. До чего безжалостны бывают люди…

– Они считают, что такая кровь улучшает здоровье, – объяснил Руди.

Это ж надо верить в такое!

Когда чиновник высоко приподнял отрубленную голову мужчины за волосы, толпа взревела. Его лицо было все таким же бледным, но уже закрыло глаза и приняло спокойное выражение. Только щеки и лоб были измазаны в крови, отчего на него было больно смотреть. Несколько мужчин схватили обезглавленное тело и сбросили его с помоста.

Развлечение продолжалось. Теперь настал черед дворецкого Яноша Уйвари. Он тоже спокойно готовился принять свою судьбу. Повинуясь приказу чиновника, медленно склонился на колени и положил подбородок на плаху. В этот раз палач ловко расправился с приговоренным одним ударом – уже приноровился. Флоранс стало дурно. Больше на помост она не смотрела. В голове не укладывалось, как людям хватает духу с интересом смотреть на такое.

Стало понятно и назначение лежавших возле эшафота поленьев и веток. Когда их облили маслом и подожгли, они мгновенно вспыхнули огромным пламенем, настолько высоким, что за ним не было видно замка. Толпа ахнула от оглушительного треска лопающейся сухой древесины. Трупы двух обезглавленных мужчин кинули прямо в него.

Затем на помост втащили двух седовласых старух – Илону Йо и Доротью Сентеш. В отличие от предыдущих казненных, они громко вопили. Удивительно, но когда настала очередь женщин, толпа стихла, поэтому их рыдания были хорошо слышны даже Флоранс, стоявшей на другом конце площади.

Из-за того что они сопротивлялись, их пришлось удерживать на помосте и плотно связать им ноги в нескольких местах. Однако руки им оставили свободными. Флоранс не отводила взгляда от них.

Перед плахой на колени усадили Илону Йо. Но вместо того, чтобы рубить ей голову, несколько человек что-то делали с ней. Послышался душераздирающий, почти звериный вой. Доротья, которую держали двое мужчин позади, с криком хваталась за волосы.

– Что с ней делают? – спросила Флоранс у Руди.

– Отрубают пальцы по одному, – возбужденно ответил тот.

Наконец рыдающей, мертвенно-бледной Илоне высоко подняли руки над головой. С окровавленных конечностей исчезли все пальцы. Толпа оживленно загудела.

Дальше пришла очередь Доротьи. Пока ей рубили пальцы, Илону крепко связывали, словно тюк с вещами.

«Поверить невозможно», – подумала Флоранс. И все это потому, что, рискуя своей жизнью, она сбежала из замка и пришла в королевский замок в Венгрии!

Наконец обеих старух, оставшихся без единого пальца, связали по рукам и ногам, так что они напоминали извивающихся гусениц, взяли на руки и, не обращая никакого внимания на их причитания, бросили в костер.

Когда по площади прокатился треск древесины, а пламя взмыло еще выше, наводнявшие площадь люди заголосили. В их реве потонули даже крики двух женщин. От переполнявших их впечатлений толпа радовалась уже без какой-либо причины. Некоторые люди даже танцевали.

– Все кончено. Пошли, – сказала Флоранс Руди. Долгое неприятное зрелище подошло к концу. Она надеялась, что второй раз возможности увидеть подобное не представится. И те, кто устроил сегодняшнее представление, и те, кто с восторгом наблюдал за ним, были такими же преступниками, как и графиня из Чахтицкого замка. Искоса взглянув на людей, собравшихся веселиться до ночи, Флоранс и Руди быстро ушли с площади и направились в родную деревню.

* * *

Политический расчет венгерского короля оказался более чем разумным. В XVII веке сознание народных масс еще нельзя было назвать высоким, поэтому кровавого ритуала возмездия хватило, чтобы люди посчитали трагический инцидент исчерпанным. Почти никто не требовал для хозяйки замка более сурового наказания.

Сама мысль о том, чтобы казнить благородную женщину при скоплении народа, была недопустима для венгерской монархии. Подобное стало возможным много позже, в эпоху Французской революции. Но все же правители Венгрии думали в том же направлении, что и Флоранс. Разумеется, они не могли сообщить народу о наказании, выбранном для графини, которая имела власть над людьми и по определению не могла допустить ошибку. Однако и отпускать ее на все четыре стороны до конца