Детектив Киёси Митараи - Содзи Симада

вашей супруге: неужели она стала бы пить «Кока-Колу», в которой нет ничего, кроме сахара? Пряники без имбиря, кофе без кофеина, «Бэтмен» без злодея, морячок Попай без Блуто[313] – кому все это надо? Японцы точно поняли бы, о чем я, – суши никогда не подают без васаби. Доброй ночи, Бол. – И, взмахнув рукой, Майкл Баркли развернулся к барной стойке спиной.

– Доброй ночи, мистер Баркли. Да не настигнет вас месть от всех хороших героев, которых вы убили в своих книгах!

В ответ на эту реплику Баркли лишь приподнял правую руку, не оборачиваясь, и, толкнув дверь бара, вышел на улицу. Стоял июнь, и в Лос-Анджелес уже пришло настоящее лето. Однако в вечерний час воздух был не таким влажным, как днем, поэтому ощущалась приятная прохлада.

– Ночь нежна… – пробормотал Баркли, саркастически усмехнувшись.

В здешних краях ночь благоволила негодяям, которыми кишел этот некогда процветающий город. Днем они спали, но с наступлением темноты выползали из своих нор в поисках желающих прикупить дурь.

Он свернул направо, на Голливудский бульвар. Здесь заметил чернокожего, который, как цикада на дереве, прицепился к электрическому столбу. Уже закралась мысль, что он спит, но тут он лениво пошевелился. Интересно, что с ним? Принял какой-нибудь необычный наркотик?

Поверх окон грязных, обшарпанных магазинов были опущены защитные ставни. Свет горел лишь в окнах клубов для взрослых и секс-шопов. Повсюду на тротуаре сидели бездомные, прятавшие джин или виски в бумажных пакетах. Если полицейские ловили их с бутылкой, то заставляли собственноручно выливать алкоголь в канализацию, поэтому они предпочитали наркотики.

В такой час этот район напоминал мусорный бак изнутри, поэтому вечером здесь не ходили даже наивные, плохо знакомые с внешним миром японцы, которых гипнотизировало одно слово «Голливуд». Ворам, нападавшим на прохожих, было не так-то просто найти здесь добычу. Мимо бомжей, наркоманов и алкоголиков, облюбовавших Голливудский бульвар, летали на ветру рекламные листовки.

И как великий Голливуд дошел до такого? Если бы все эти картины тщательно воссоздали на экране в эпоху «Унесенных ветром» и «Это случилось однажды ночью», показали критикам и сказали, что это Голливуд будущего, то они бы подняли фильм на смех как излишне трагичную научную фантастику. Но сейчас здесь было еще ничего – по крайней мере, лучше, чем пару лет назад.

Баркли решил отправиться домой пешком. Он только что закончил новую книгу, а потому времени у него было в избытке. Машину писатель оставил дома, желания брать такси тоже не было. Законодательство Калифорнии дозволяло садиться за руль, если концентрация алкоголя в крови не превышала восьми десятых промилле, но, учитывая, сколько мартини он выпил, эта цифра была явно выше.

Под уличным фонарем стоял бездомный негр с картонной табличкой «Готов работать за еду». Достав сложенную вчетверо пятидолларовую банкноту, Баркли положил ему ее в нагрудный карман гавайской рубашки не первой свежести.

– Спасибо, сэр! – Тот благодарно похлопал его по плечу.

Количество бездомных в Лос-Анджелесе поражало воображение. Сейчас в этом городе, где дожди шли лишь зимой, начинался сезон, в который бродягам было проще всего выживать, и со всех окрестностей сюда стягивались полчища людей, потерявших работу или дом.

Американское общество было сурово. Между успешными людьми и неудачниками проводилось четкое различие, и первые явно не думали помогать вторым. Баркли прошел мимо автозаправки. Почти все они в Калифорнии работали по принципу самообслуживания. Если б на них, как в Японии, трудились люди, то многих бездомных в Лос-Анджелесе можно было бы обеспечить заработком. Однако никто с такими предложениями не выступал. Ведь если вокруг станет больше платежеспособных людей, то цены на товары вырастут, и тогда упадет уровень жизни тех, кому повезло больше остальных.

С Голливудского бульвара Баркли свернул налево, на Вермонт-авеню. Деревьев стало больше, и чем дальше он шел, тем больше окрестности напоминали лес. Между зарослями, на приличном удалении друг от друга, стояли белые дома, один из которых принадлежал Баркли. Все как на подбор величественные, но элегантные, они напоминали маленькие испанские замки.

Дальше дорога делала крутой поворот и, уходя в гору, вела в Гриффит – один из лучших, если не лучший в Америке парк, из которого открывался панорамный вид на ночной Лос-Анджелес.

Баркли толкнул металлические ворота, обрамленные раскидистыми деревьями дзельквы. За ними начиналась длинная кирпичная лестница. На первом этаже располагался гараж, достаточно широкий, чтобы вместить четыре роскошных автомобиля.

Поднявшись по лестнице, писатель остановился перед входными дверями и тут заметил, что окно эркера во французском стиле чуть приоткрыто. Возможно, домой вернулся отец…

Баркли делил крышу с отцом. Главный вход был общим, но ванные комнаты и кухни внутри были у каждого свои, так что они жили, не мешая друг другу. У каждого было по три ванные, поэтому они оба могли принять у себя до трех пар гостей. Изредка они забывали запереть главный вход, но за ним было еще по одной входной двери, которые также закрывались на ключ. Так что место, где сейчас стоял Баркли, в большей степени выполняло роль общего вестибюля.

Не так давно Гордон, отец Майкла, потерял супругу и теперь жил один, поэтому двое одиноких мужчин просто не знали, что им делать с таким огромным домом. Закрыв за собой дверь, Баркли повернул замок. Как ни странно, в холле было темно. Потребовалось не так-то мало времени, чтобы обойти весьма просторное помещение и включить несколько светильников.

Мягкий свет ламп отражался от белых стен и потолка. В доме было как-то холодновато. Возможно, окно возле входной двери уже давно было открыто, а они просто не заметили? В любом случае им следовало быть внимательнее. Сейчас ситуация с правопорядком в Гриффите не такая уж и плохая, но кто знает, сколько еще это продлится… Подойдя к окну, Баркли плотно закрыл его и задернул шторы.

Похоже, отец все-таки еще не вернулся. Ослабив галстук и минуя диван со столиком, Баркли поднялся по лестнице с тремя пролетами и направился к бару. Кинув в охлажденный бокал два кубика льда из морозильника, он поискал нож для колки льда, но его нигде не было.

Баркли ослабил галстук еще сильнее и расстегнул пуговицу на пиджаке. Взяв с полки бутылку «Блэнтонса», налил бурбон в бокал со льдом. Через левую руку писатель перекинул снятый пиджак, а правой взял бокал и начал спускаться по лестнице в направлении гардероба для посетителей. На полпути он остановился и, приподняв бокал, провозгласил тост:

– За милую бедную Флоранс!

Баркли глотнул бурбона, но от резкого движения слегка пролил его на мраморный пол. Он был немного пьян.

Однако беспокоиться было не о чем. Приходившая дважды в неделю горничная тщательно мыла пол. Жизнь Майкла Баркли была эталоном успеха. На выходных у него был запланирован обед с популярнейшей в Америке актрисой. Он мог делать что угодно и не бояться критики. Если кто и был недоволен, так это его преданные поклонники, опечаленные тем, что он убивает их любимых персонажей.

Настроение было очень даже неплохим. Во рту сладостью разливался бурбон. «Подумаешь, что такого я сделал с Флоранс?» – подумал пьянеющий Баркли. Сколько еще обаятельных персонажей родится из-под его пера! Напевая себе что-то под нос, он подошел к гардеробу. Но, прежде чем успел протянуть руку, дверцы распахнулись прямо перед его носом, и изнутри показался странный человек. Ростом он был примерно с Баркли, и когда распрямил скрюченное тело, их лица оказались друг напротив друга. В ноздри ударил неописуемый запах.

Человек был практически лысым – жидкие растрепанные волосы поверх оттопыренных ушей торчали у него лишь на висках. В мягком свете поблескивала гладкая, словно натянутая поверх черепа кожа на макушке. Лицо человека, шершавое и бесформенное, было испещрено странными трещинами вроде царапин и сочилось кровью. Из щелей между опухшими веками, напоминавших расщелины в камне, на Баркли таращились звериные, налитые кровью глаза.

Писатель не сводил взгляда с окровавленного лица. Разинув пасть, чудовище издало пронзительный птичий крик, и Баркли почувствовал