Зеркала-озера - soverry

Алёна решает не прислушиваться. Вместо этого еще раз шмыгает носом и утирает лицо. Мусорное ведро приходится поискать, но ей это удается, и смятые измученные салфетки отправляются туда. Выглядит она сейчас, наверное, не лучше этих салфеток.

— Зайди ко мне через полчаса, Саша, — уже спокойнее произносит Волкодав, закрывает дверь и возвращается в кабинет.

Алёна встречается с ней взглядом и несколько неловко улыбается. Она ждет, что сейчас психологиня спросит, как она себя чувствует. Уточнит, могут ли они продолжить, но ничего подобного та не говорит. Как будто Алёне показалось, что она разглядела в женщине человечность.

Волкодав возвращается на свое место, закидывает ногу на ногу и напрямую спрашивает:

— И все же ты сказала, что злишься именно на маму. Почему не на них обоих?

Действительно — почему?

Алёна никогда не задавала себе этот вопрос. Никогда даже на секунду не задумывалась, о том, что в произошедшем стоит винить их обоих. Для нее ситуация всегда была простой донельзя.

— Она не попрощалась, — коротко отзывается она.

Ручка скользит по белой бумаге ежедневника, но на этот раз она решает не заглядывать туда. Какая разница, что там про нее пишет Волкодав? Может писать все, что ей вздумается. Алёна отворачивается и почти с облегчением замечает, что слез больше нет.

— Только поэтому?

— Еще потому, что она не сказала мне о своих способностях, — добавляет вдруг, но решает не углубляться. Сначала нужно самой разобраться с трансом, а потом посвящать окружающих в то, что она может или не может делать. — Знаете, скольких психологов мне пришлось обойти после ее исчезновения? Именно ее, не папиного. Я не разговаривала ни с кем неделю, когда они не вернулись. Прогуливала школу, в итоге меня отправили к психиатру, когда документы о смерти родителей были готовы и прошли поминки. Ненавижу психиатров. Ненавижу то, через что она заставила меня пройти.

И речь уже не о маме.

Точнее не только о маме.

Перед глазами встает лицо Марты — участливой, обеспокоенной и старающейся выудить из нее хотя бы несколько слов. Как же она тогда ее раздражала. С не заканчивающимися вопросами, с дурацкими уговорами, что нужно пойти в школу, что скоро экзамены, что нужно продолжать жить.

Эти воспоминания настолько живы, что Алёне хочется от них не просто отмахнуться. Ей хочется избавиться от них. Вычеркнуть из своей памяти, оставить жирные черные пятна на их месте.

Забыть.

Обратить все в пыль, как ее семья обратилась в нее в ту злополучную зиму.

— Нам нужно заканчивать, — подсказывает Волкодав, и Алёна тупо кивает. — Я буду рада, если ты подумаешь над моим вопросом еще раз до нашей следующей встречи. Попробуешь?

Алёна кивает еще раз, смотря куда-то в сторону, хотя прекрасно знает, что ни за что не станет мысленно возвращаться в то время. Честно говоря, она теперь вообще сомневается, что вернется в этот кабинет в следующую пятницу.

Но она поднимается из кресла, закидывает сумку на плечо и цедит:

— Хорошего вечера, Мария Андреевна.

— До свидания.

Домой идти не хочется. Идти вообще никуда не хочется. Сесть бы и тупо сидеть.

Так она и поступает, выйдя во двор школы и опустившись на одну из лавочек.

2

Слово «свидание» все еще кажется несколько странным, пока она ищет по картам то самое кафе, про которое написала Лета, предлагая выпить лучший чай в городе в тихом и атмосферном месте. Но именно это слово и употребила Лета, позвав Алёну на встречу.

Внутри все трепещет от предвкушения, сердце как будто бы бьется с каждым шагом все сильнее — и это дурацкое чувство влюбленности, над которым Алёна привыкла иронично посмеиваться в последние месяцы, снова приносит с собой счастье, а не стыд и ощущение, будто она какая-то наивная, слабая и не такая.

Лета вообще вызывает исключительно положительные ассоциации; наверное, поэтому Алёна и согласилась вопреки всем своим опасениям, что именно она может являться той, из-за кого пропала Агата.

Дверца в кафе отказывается старой и несколько скрипучей, но Алёна с легкостью находит ее в конце улицы, недалеко от тупика, и приятная мелодия колокольчика разливается по помещению, стоит ей перешагнуть порог. Лета замечает ее появление и высоко поднимает руку, чтобы привлечь внимание. От ее широкой улыбки становится почти ощутимо теплее, и Алёна обходит близко расставленные столики, пытаясь протиснуться почти что в угол небольшого, но хорошо освещенного пространства.

Погода на улице сегодня крайне изменчивая, и солнце то появляется, то исчезает. Но темные дубовые столы и стулья не создают гнетущую атмосферу в кафе. Все дело в фонариках, висящих четко над каждым столом, и в тепло-желтых гирляндах, создающих впечатление, будто бы посетители кафе попали в какое-то сказочное логово фей, озаряющих окружающий мир огоньками и сладкими запахами.

— Я уже начала беспокоиться, что ты заблудилась, — замечает Лета, поднимаясь со стула, чтобы обнять подошедшую Алёну и целует ее в щеку чуть дольше, чем просто ради приветствия.

— Знаешь, я была к этому близка, — отзывается Алёна и несколько неловко улыбается, не зная, как правильно реагировать на поцелуй. Пальто оказывается на вешалке, она возвращается к столику и садится напротив Леты; их коленки почти соприкасаются из-за небольшого пространства. — Надеюсь, тебе не пришлось меня долго ждать?

— Об этом даже не беспокойся, я все равно была кое-кем занята.

Лета многозначительно скашивает взгляд на телефон, а потом блокирует экран и откладывает его в сторону.

— Игорь в последнее время стал невыносимым, — поясняет она. — То не разговаривает со мной по несколько дней, то цепляется по пустякам. Даже Макс его обычно так сильно не раздражает, как я.

— Макс? — непонимающе уточняет Алёна, изучая небольшое картонное меню, сшитое темно-коричневыми нитками.

— Его младший брат. Через год будет поступать в школу, хотя мне кажется, он мог бы и этой осенью попробовать. Очень талантливый парень, но замкнутый. Игорь поэтому и бесится, что его брат не хочет хвастаться своими знаниями и зовет их посредственными, — она заглядывает в меню и указывает кофейным ногтем на одну из строчек. — Попробуй этот. Он просто потрясающий.

— «Ведьмино зелье», — читает Алёна название и давит короткий смешок. — Самое то.

— Мне еще нравится «Гоблинский завтрак», но они поменяли рецепт. Теперь послевкусие не горькое, а какое-то приторно-кислое. А вот «Ведьмино зелье» последние пять лет готовят безукоризненно, за него я ручаюсь.

—