Зеркала-озера - soverry

Может, именно поэтому никакого уюта здесь и не ощущается.

Волкодав занимает свое место за рабочим столом, раскрывает ежедневник и берет ручку — одну из абсолютно одинаковых в стаканчике. Ее цепкий взгляд впивается в Алёну, отчего инстинктивно хочется отвернуться.

— О чем бы ты хотела поговорить сегодня?

Если бы у Волкодав были когти, она бы вцепилась ими прямо в мозг. Но когтей у нее нет точно так же, как нет и каких-либо способностей к ведьмовству (этот факт звучит в мыслях голосом Димки почему-то), и Алёна напоминает себе, что серьезность, присущая сидящей напротив женщине, не делает ее врагом. В это было бы проще поверить, умей та улыбаться; только никакой улыбкой и не пахнет, выражение лица Волкодав все такое же сосредоточенно-напыщенное.

Алёна зажимает ладони между коленями и с трудом находит нужные слова.

— О маме.

И после непродолжительной паузы добавляет:

— Правда в том, что я ужасно на нее злюсь.

Глава 7. Владыка иного сознания. 1

— Я всегда знала, что все, что делают мои родители, важно для Плеяды и для их ковенов, — произносит Алёна несколько устало и переводит взгляд на окно, за которым стремительно вечереет. — Со мной с детства часто оставалась тетя, и я ей очень благодарна за многое. Особенно за то, что она полностью изменила своим привычкам, когда взяла меня к себе жить после их исчезновения.

Волкодав что-то записывает, шелестит листами, но Алёна не оборачивается. Лишь делает глубокий вдох и прикрывает глаза.

— Мне было четырнадцать, — продолжает она, и что-то внутри находит болезненный отклик. — Только-только наступила зима, и снег еще постоянно таял. Нужно было готовиться к экзаменам, но все мои мысли были заняты будущим. Мысленно я уже училась здесь, среди себе подобных. Папа всегда говорил, что надо иметь хорошую базу, что недостаточно родиться с силами и быть безграмотной в мире людей. Помню, той зимой он тоже ворчал, что я слишком много времени провожу в своих мечтах о том, как бы побыстрее стать ведьмой, а не зубрю алгебру и физику. Не знаю, почему я тогда решила сдавать именно физику. Наверное, потому что папе всегда она нравилась, а мне хотелось проводить больше времени с ним и мамой, а не за учебниками.

— Что произошло в тот год?

Голос Волкодав — холодный, но при этом спокойный — заставляет открыть глаза и вернуться в реальность. Ей давно не четырнадцать, учебники физики пылятся где-то дома, а папа уже не прочитает нотацию о важности общего образования для каждого, даже самой одаренной ведьмы.

— Они не вернулись, — коротко отвечает Алёна.

Вот так просто.

Эти мысли так давили, так сковывали, а сейчас, произнеся их вслух, она понимает, что произошедшее настолько просто, насколько это вообще возможно.

— Они бросили тебя на тетю и решили начать новую жизнь отдельно?

— Нет. То есть, — поправляется Алёна, — я не знаю, никто не знает. Даже Марта, хотя я столько раз у нее спрашивала. Не думаю, что они бы бросили меня, не сказав ничего. Да и я бы поняла, если бы они захотели пожить отдельно. В конце концов, они часто отлучались по специальным заданиям Плеяды, и в том, что я периодически оставалась с Мартой, не было ничего необычного. Но они… Они пропали.

Эти слова даются несколько труднее, чем предыдущие.

— Марта считает, что мама мертва.

Они пересекаются взглядами, и Волкодав складывает руки в замок перед собой.

— А ты что считаешь?

Алёна пожимает плечами. Как объяснить все, что происходило с ней на протяжении этих лет? Целых пять лет, во время которых она перепробовала все, но так и не смогла смириться. Казалось бы — что может быть проще? Всего-то и нужно, что принять реальность.

Принять тот факт, что она больше не увидит родителей.

— Я не знаю, — наконец произносит Алёна.

Слова после этого будто бы заканчиваются.

Волкодав разрывает их зрительный контакт первая. Листает страницы назад, что-то дописывает, потом пролистывает вперед и останавливается взглядом на одной из строчек.

— Ты сказала, что твои родители часто уезжали. Надолго?

— По-разному, но не дольше, чем на пару недель. Мама говорила, что без меня ей тоскливо, — и от этой мысли на лице появляется тонкая улыбка. — Наверное, поэтому тетя и решила, что она умерла. Она говорит, мама не смогла бы спокойно жить, не зная, что творится с ее единственной дочерью.

— А твой отец?

— Папа… он…

Она облизывает губы, а потом переводит взгляд на психологиню, смотрящую так внимательно, будто пытается залезть к ней в голову и вытащить ответы прям оттуда. Ощущения неприятные, но дело вряд ли в ее взгляде.

— Папа часто брался за дополнительные задания во время основных. Меня они особо не посвящали в свою работу. Только знаю, что мама помогала разыскивать потерянных ведьм, украденных детей и все в таком роде, а папа восстанавливал справедливость, — на последних двух словах Алёна делает кавычки в воздухе. — Он не любил говорить о своей работе, и мама тоже была не в восторге от того, чем он занимается. Поэтому они часто разделялись, даже если отправлялись куда-то вместе.

Волкодав ничего не записывает.

И это осознание почему-то вдруг уязвляет. Неужели она рассказывает слишком много подробностей? Может, все это совсем неважно, и не стоило вообще вспоминать об этом. Волкодав даже к ручке не притрагивается. Так и сидит — чуть склонив голову набок, смотрит внимательно и держит ладони сцепленными в замок.

— Папа звонил за три дня до того, как они должны были вернуться, — продолжает Алёна, стараясь отогнать навязчивые мысли. — Сказал, что они разделились и договорились встретиться уже дома. Он вел себя… странно.

— В каком смысле странно?

Опять этот взгляд. Во рту пересыхает, и предложи психологиня сейчас чашку чая или стакан воды, Алёна не отказалась бы. Но кулера в кабинете нет, как и чайника. Спросить она почему-то не решается, лишь облизывает губы и отводит взгляд в сторону. Смотрит на стену за спиной собеседницы.

— Если ты не готова это обсуждать…

— Я готова, — резко обрывает ее Алёна. — Я же сказала, что хочу со всем разобраться и двигаться дальше.

Слова звучат непривычно резко, но Волкодав ее никак не одергивает, и