Зеркала-озера - soverry

было плохо, было, конечно, но сейчас она вполне сносно себя чувствует, если не считать непростые мысли, снующие в голове туда-сюда. Лета не так далеко живет, она бы приехала после занятий, они могли бы выпить по чашке горячего кофе (точно, вот тогда она в последний раз и пила кофе; с Летой), и Алёна задала бы ей все вопросы, появившиеся у нее после того вечера в лесу.

И все же что-то не позволило ей это сделать.

От Леты приходит сообщение, но Алёна его не читает, боясь еще сильнее запутаться в собственных чувствах. Вместо этого она судорожно переключает песни, проматывая, кажется, штук пятнадцать или даже больше, а потом возвращается домой той же дорогой, что и шла сюда.

Надо перестать строить себе воздушные замки, мысленно повторяет она, открывая дверь в квартиру. Надо перестать придавать слишком большое значение обыденным вещам. Между ними несколько разговоров, один неловкий поцелуй и совместные неудачные поиски Агаты. Это не тянет даже на интрижку, не говоря уже об отношениях.

Но внутри теплится толика надежды, никак не желая затухать. Внутри ей хочется верить, что все это — лишь начало чего-то большего. Чего-то искреннего, глубокого и продолжительного.

Только бы Лета не имела отношения к произошедшему в школе.

Только бы она оказалась у ворот случайно.

Это не просто стало бы облегчением; это дало бы Алёне карт-бланш на то, что ее все еще может тянуть к хорошим людям. Осталось только самой в это поверить; а там, может, ей и не захочется избегать собственных отчаянных мечт и сообщений Леты.

Алёна не успевает и разуться толком, как перед ней вырастает тетя и что-то говорит, но музыка в наушниках заглушает ее речь.

— Чего? — переспрашивает Алёна, вытащив наушник.

— Говорю: я как раз собиралась на рынок пополнить запасы трав. Не хочешь со мной сходить?

Вместо ответа она лишь несколько неловко пожимает плечами и вытаскивает второй наушник. Марта, кажется, принимает это за согласие, потому что улыбается, руки вытирает о полотенце и добавляет:

— Не разувайся тогда, я мигом.

Ее это «мигом» растягивается минут на десять, так что Алёна успевает запариться, сидя на низком пуфе в прихожей. Впрочем, тетя за это не извиняется. Нахлобучивает несколько криво берет на голову и придирчиво вычищает пальто от кошачьей шерсти.

— На тебе чего-то совсем лица сегодня нет.

— Погода гадкая.

— Неужели в одной только погоде дело?

Марта подмигивает, ловко завязывает пояс и приглаживает лацканы выверенным жестом.

— Ну, я готова.

— Тогда идем, — устало отзывается Алёна и тяжело, будто с невероятным усилием, поднимается с пуфика. Кошачье мяуканье раздается где-то в недрах квартиры, когда она закрывает за собой дверь.

То, что Марта громко называет рынком, на самом деле небольшая лавка, расположенная в самой глубине крытого рынка. За продуктами они сюда никогда не ходят, все же в супермаркете у дома покупать их проще, да и ехать на автобусе почти двадцать минут за молоком — не самое интересное занятие, которое тетя может для себя придумать.

Раньше, едва-едва поступив на первый курс школы, Алёна с каким-то необъяснимым трепетом собиралась каждые выходные и ждала, когда же они поедут в ту самую лавку, торгующую специями, травами и всевозможными странными ингредиентами для разного рода обрядов, бесчисленное множество которых хранится в голове Марты. Люди, кажется, совершенно не замечали странных стеллажей чуть в глубине небольшой коморки, у которых ей всегда особенно нравилось задерживаться, рассматривая, что еще такого привезли в этот раз.

Торговка травами — тучная добродушная ведьма — спрашивала про ее успехи в школе и как бы невзначай отвешивала чуть больше ингредиентов для домашних заданий. Потом лавка почему-то закрылась, Марта начала закупать все нужное в каком-то другом месте, а трепет, ровно как и добрая традиция ездить вместе каждые выходные в лавку, сошел на нет.

Месяц назад лавка снова заработала, но острой необходимости для поездки все еще не было: дома ведь в избытке не только полынь и анютины глазки, но и более редкие ингредиенты, необходимые тете для работы. Если бы не внезапное предложение тети, то она бы и не вспомнила об этом некогда так любимом ею месте.

До рынка они добираются, толком не обмениваясь и несколькими фразами. Алёна все пытается понять, что чувствует от внезапного звонка Леты, а Марта вроде и хочет с ней заговорить, но стоит им встретиться взглядами, как она всякий раз отрицательно мотает головой, мол, нет, ничего не хотела, все в порядке.

Лишь заметив нового хозяина лавки, Алёна подает голос.

— А куда делась наша старая знакомая?

Иссушенный старик с желтыми зубами зыркает на нее неприветливо и оборачивается быстрее, чем Марта, к которой вообще-то и обращен вопрос, успевает что-то ответить. Взгляд у него неприятный, а глаза до того мутные, что кажутся протезами.

— Те-й какая разница? — спрашивает он грубо, и Алёна как-то сразу же тушуется.

— Из любопытства спросила, не подумала, — одергивает ее тетя и за свою спину задвигает. — Мне бы пополнить кое-какие запасы, милейший…

Пользуясь тем, что Марта заговаривает старику зубы, Алёна проскальзывает в глубь лавки. Все здесь напоминает о тех днях, когда она поступила в школу и предвкушала свою новую, непохожую ни на что прежде жизнь. Стеллажи и банки на них стоят ровно так же, как сохранилось у нее в памяти. Даже перевязанные бечёвкой травы висят точно так же, как и у доброй Прасковьи. Алёна взгляд скашивает на тощего старика, собирающего своими костлявыми пальцами что-то в крафтовые пакеты и ловит себя на том, что есть в нем нечто ужасно неприятное.

Даже отталкивающее.

И нет, дело не в бородавке на подбородке (хотя и в ней приятного мало, особенно в жестком черном волосе, торчащем прямо из ее середины). Он подает голос, и она непроизвольно вздрагивает.

— Не трожь там ничё-й!

— Я просто смотрю, — и хочется себя же ударить за такой жалкий, почти извиняющийся тон. Была бы здесь Димка, она бы точно сказала, что он не имеет никакого права так с ней говорить. Куда ему, прихрамывающему деду, до молодой ведьмы, раскрывающей все свои природные способности.

Будто прочитав ее мысли, Марта взглядом просит ее подойти. Тетя в отличие от Димки точно спорить и пререкаться не станет, ведь не для того Верховный совет годами старается уравнять мужчин и женщин в вопросах ведьмовства, чтобы уличные грубияны попирали все установленные ими правила.

— И два снопа полыни