Мертвая цепочка - Николай Иванович Леонов

— Здесь был бы неплох вот тот, шалфейно-зеленого цвета. Он отлично подойдет к твоему темно-серому костюму.

— Так, к темно-серому шалфейно-зеленый… — пробубнил Гуров, морща лоб и выискивая среди двадцати вариантов полосок ткани, разложенных на кровати, диковинный цвет.

Поиск затянулся на несколько минут и не дал продуктивного результата. В итоге Маша, не выдержав настойчиво-умоляющего взгляда напротив, словно мужчину бросили на произвол судьбы совершенно одного тет-а-тет с вычурными приблудами, направила супруга в нужное русло:

— Нет, ты взял просто зеленый, а я имела в виду шалфейно-зеленый галстук.

Однако и этого оказалось недостаточно, поэтому пришлось уточнять.:

— Второй слева.

— Второй слева — вот так бы сразу. Ты же знаешь уж за столько лет, нам, мужикам, прямо надо указывать, а то эти законодатели моды как намудрят. Мы, может, только-только к бирюзовому привыкли, а тут уже и приставки в ход пошли!

Мария, печатая сообщение Наталье, супруге Стаса Крячко, оповещая о том, что они все-таки точно задержатся, лишь понимающе улыбнулась протестам и ворчаниям мужа.

Так, двадцать шестого апреля в Москву прибыл гастролирующий по всему миру, славящийся своим искусством пантомимы театр лицедеев из Екатеринбурга. Какое-то время, еще в двухтысячных, труппа артистов была никому не известна, пока за дело не взялся один из действующих, еще на тот момент молодых актеров и не вывел таланты в массы, предав нишу клоунады огласке. Ныне же билеты на представление раскупают едва ли не за пару часов, а прежде чем отстоять очередь в зрительный зал, чтобы занять свое место, нужно запастись несколькими десятками минут ожидания. Марии же досталось целых четыре билета в благодарность от поклонницы, дабы актриса театра и сама иногда могла позволить себе насладиться творчеством и приобщиться к искусству, хотя и иной отрасли мастерства. Без раздумий было решено идти с мужем и позвать чету Крячко, однако Станислав, конечно, решил по дружбе подстраховать напарника и остался на работе, отправляя «отдуваться» Наталью, точнее, «повеселиться» за двоих.

Стоит признать, глухарей в отделе, ютившихся в папочках на столах, и впрямь было выше крыши. Например, чего стоила резонансная ситуация с пропавшей прямо с аукциона картиной девятнадцатого века. Казалось, только дожали дело и свели все концы с концами, задержав похитителя, как с каждым допросом всплывающие ответы, наоборот, будто отодвигали следствие от истины. Или последнее дело «библиофила-домушника», который отличался особым изысканным вкусом на похищенное и пробирался лишь в те квартиры, где хранились редкие и ценные издания книг. Поймать эстета также пока не удалось, что, мягко говоря, печалило Петра Николаевича — генерала и начальника, ведь не так давно потерпевшим стал близкий товарищ Орлова, кто-то из политической верхушки… а значит, дело дрянь!

Время в очереди тянулось, казалось, вечность, особенно для Гурова, который как раз вовсю вспоминал обо всех висяках, что с трепетом поджидают его на любимой сердцу службе, и при этом старался выглядеть по возможности довольным. Второе у него, правда, получалось хуже.

— Вы только представьте, это было их условием — на три дня театр в их полном распоряжении! Иначе — отказывались приезжать, — воодушевленно делилась Маша с Натальей. — Прибывший персонал, костюмы, бутафория, сценический реквизит и даже громоздкую аппаратуру умудрились привезти с собой!

— И директор вашего театра не был против самодеятельности?

— Да что ты! Аристарх Савельевич их полгода зазывал! Они же только-только с гастрольного тура по Европе вернулись и сразу к нам!

— Хм-м, — протянула Наташа, потрясенно покачав головой. — А наполнение буфета отличается от стандартного?..

Маша призадумалась, явно заинтересовавшись вопросом.

— Дождемся антракта и выясним. А представь, к слову, мне еще на работе в подарок на Восьмое марта выдали два флаера на приличную сумму в ресторан молекулярной кухни! Никогда с Левой там не были, и вот как раз после окончания представления сходим!

— Правда? Ой, чудесно! Мы там были, я, знаешь, тебе советую…

Далее Гуров не слушал, о чем трезвонят дамы.

Наконец, трое приблизились к входу в зал, оказавшись в самом начале очереди. С напутственными словами о приятном времяпрепровождении стоящей впереди троицы проверила билеты тех контролерша. Хотя сказать точно, кто скрывался под обильным слоем грима, а также огромным в плечах, бесформенным кричаще-оранжевого цвета пиджаком и такими же несуразными малиновыми брюками, признаться, было непросто. Лишь приблизительно, визуально идентифицировав анатомические особенности челюсти, полковник предположил, что перед ним женщина. Но стоило только сотрудникам смениться из-за наплыва жаждущих представления, Гуров понял, что весь персонал поголовно в совершенно одинаковой одежде, с идентичными раскрасами, париками и в хаотичном ярком мельтешении был совершенно не отличим друг от друга.

Спутницы всячески старались разрядить напряженную атмосферу шутками, ностальгическими разговорами и рассуждениями о грядущем спектакле, но Лев Иванович оставался непреклонен. Улыбка так ни разу не тронула его профессионально-серьезное лицо. Особенно Гурова волновал костюм, невероятно неуютный и тесно сжимающий его в плечах. Примерить раньше не было ни желания, ни возможности, а чтобы направиться за покупкой нового пиджака, не оставалось времени. Поэтому, заняв свое место согласно врученному билету, он не то что чувствовал себя не в свой тарелке, раз за разом расправляя плечи, а привлекал внимание теперь уже и остальных прибывших ценителей лицедейства своими неординарными движениями, будто ему кто-то заполз под пиджак, а он настойчиво пытается этого кого-то оттуда вытурить.

Да и завсегдатаем театра Лев не был — чаще всего его поход в театр ограничивался тем, что он забирал супругу по пути с работы и дальше гардероба не захаживал. Потому ныне он пытался насладиться хотя бы окружающей атмосферой и проникнуться всеобщим восторгом. Обстановка действительно восхищала помпезностью: полукругом по верхней части зала располагались статуи богов из древнегреческой мифологии, всего их удалось насчитать двенадцать, и каждое произведение искусства выделялось приглушенным светом, что придавало особый изыск деталям и всеобщей обстановке места. Гуров даже подумал, как по-разному проходят обычные будни супругов: он раз за разом ловит нехороших людей, глядит на разного рода сволочей и чтит порядок да закон, а Маша же в это время окружена красотой, возрождением духа и чем-то сложным, даже, можно сказать, великим и непонятным, отличным от серых будней и столичной суеты. Далее его внимание привлек куполовидный потолок, в центре которого красовалась внушительных размеров люстра, диаметром не менее чем шесть метров с утяжеляющими ту хрустальными каплями, блеск которых внимал в себя свет, а следом отбрасывал во все стороны огромнейшего шатра претенциозно яркие лучики. Тут уж любому человеку независимо от чина и уровня образования придет в голову мысль: «Надежно ли она закреплена? А если эта махина рухнет?..» Довершала сие благородное место слившаяся в единый дурман какофония напыщенно-дорогих парфюмов, которая уже