Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 - Роберт Уилсон

— Разве это не входит в понятие «западная идеология»?

— Знаешь, за что обычно идут в бой солдаты? — продолжал Якоб. — Друг за друга. За своих товарищей по взводу. За свободу слова они в атаку не пойдут, не станут штурмовать вражеские высоты.

— Ну а ты? — возразил Фалькон. — Ты же даже не во взводе.

— У меня есть только кучка близких мне людей. И я отдаю себе отчет в том, что в этом отношении я европеец. Идеология порождает фанатиков, а фанатики соревнуются друг с другом в фанатизме, пока не испаряется вся чистота их первоначальных идей, — сказал Якоб. — Фанатики причинили мне боль, отняв у меня самое дорогое, и я призову их к ответу. Теперь я знаю, кто мой враг. Я имел возможность убедиться в их ограниченности, знаю их планы на будущее, слышал изложение их взглядов и понимаю всю неумолимую жестокость их идеологии. Я был свидетелем их жестокости и, заразившись ею, теперь хочу действовать так же жестоко.

Фалькон прикончил еду, выпил пиво. Речь Якоба словно обесценивала каждое его действие, обнаруживая его банальность. Подошедший официант принес кофе и стакан воды, убрал грязную посуду и объедки.

— Ты переменился, — заметил Фалькон.

— Как я уже сказал, можно сколько угодно теоретизировать, пока ты в стороне, но истинную, идущую от сердца правду я нашел, лишь когда очутился внутри, в гуще схватки, — сказал Якоб. — Уверенность в своей цели возникла у меня от сознания, что дерусь я из любви к самым дорогим для меня людям.

— А не из мести?

— Из мести — тоже, но месть — не единственная побудительная причина. Смущает, правда, то, что любовь — лишь вторая из побудительных причин. Не исключено, что любовь и месть переплелись так тесно, что их не разорвать. Но поговорим о тебе. Зачем ты здесь? Не для того же ты вызвал меня сюда, чтобы я расписывал тебе свое внутреннее состояние.

— Возможно, МИБГ и права, и европейцы действительно стали слабаками, — сказал Хавьер. — Прошлой ночью я пренебрег всеми своими принципами. Я вел переговоры и вступал в торг с преступниками, крал вещественные доказательства. Я купился на подкуп и в конечном счете не захотел убить.

— А причина?

— Не месть, — сказал Фалькон. — Одна любовь.

— Кого к кому?

— Моя к Консуэло. И моя к ее сыну Дарио.

— Ну а при чем тут мальчик?

— Его похитили.

Якоб словно на секунду застыл, а потом медленно подался вперед, наклоняясь через стол и вглядываясь в лицо Фалькона, пока тот описывал ему весь ужас прошедшей ночи, вновь охвативший его со всей своей неодолимой силой.

— Но если у русских мальчика нет, то где же его держат? — задумчиво проговорил Якоб.

— Я думаю, он в Марокко.

— Но почему?

— Потому что в одном из угрожающих звонков, который я получил после свидания с тобой в Мадриде, было сказано, что вскоре кое-что должно произойти и, когда это случится, я пойму, что случилось это из-за меня, потому что я кое-что «вспомню». Вот я и вспомнил. А ты… вспоминаешь, Артуро? — докончил Фалькон, назвав Якоба его прежним, давно забытым именем.

— Когда они его схватили?

— Когда я находился с тобой в Лондоне, — отвечал Фалькон. — Они выкрали его из лавки футбольного клуба на севильском стадионе, пока мать его говорила по телефону.

— И ты считаешь МИБГ ответственной за похищение? — спросил Якоб.

— Не знаю. Но может быть.

— Какая им от этого выгода?

— Смутить меня и внести разлад в мое сознание. Оказать на меня давление. Отвлечь меня, заставив переключить внимание, — пояснил Фалькон, — чтобы им было легче достичь желаемого с новым своим новобранцем.

— И?.. Продолжай. Выговори, что хочешь сказать!

— Нарушить нашу связь с тобой, — сказал Фалькон. — Потому что я чувствую, что причина произошедшего кроется в наших с тобой тесных отношениях.

— Таким образом, они испытывают и тебя. И что же они обнаружат?

— Что, считая любовь и семейные узы слабостью и сентиментальностью, они последовательно и на протяжении всей истории толкают нас на жестокость и беспощадность не меньшую, чем проявляет любая идеология и любой религиозный фанатизм.

— Послушай меня, Хавьер, — сказал Якоб, сверля Фалькона через стол темными глазами, — никогда и ни при каких обстоятельствах ты не должен сообщать никому того, что я рассказал тебе в Лондоне. Это вопрос жизни и смерти. Если это произойдет, то могу тебе гарантировать, что Дарио вы больше не увидите.

— Какого черта ты хочешь сказать? — возмутился Фалькон. — Я считал, что твоя стратегия сработала, что история с этим саудитом — в прошлом.

— В прошлом, но не окончательно, на время, и разведка до сих пор этим интересуется, — сказал Якоб. — Поверь мне, они ни перед чем не остановятся и будут слать к тебе шпионов еще и еще раз, чтобы выведать то, что я тебе рассказал. И однако, говорить этого ты не должен.

— Выходит, ты знаешь местонахождение Дарио?

— Нет, не знаю, но направление поисков мне ясно, и мальчика я найду, — сказал Якоб и встал из-за стола. Они обнялись, и Якоб поцеловал Фалькона в щеку.

— Одного я никак не пойму, — сказал Фалькон. — Зачем ты рассказал мне все это в Лондоне, зная, что для тебя это может быть так опасно.

— Во-первых, ты мой единственный настоящий друг. И, как ни странно это звучит, есть вещи, безопасность которых может гарантировать только знание их одними друзьями. А во-вторых, мне крайне важно, чтобы кто-то один знал и понимал всю правду.

25

По дороге из Осуны в Севилью, вторник, 19 сентября 2006 года, 18 часов

Направляясь в Севилью, Фалькон говорил по мобильнику с Рамиресом. Солнце, уже клонившееся к западу, сверкало так ярко, что глазам было больно даже в солнечных очках, а может, боль причиняло не солнце, а что-то непрестанно свербевшее в мозгу и смущавшее, что-то помимо мыслей о Дарио.

— Где ты сейчас, Хосе Луис?

— В диспетчерской аэропорта. Частный лайнер, арендованный консорциумом «Ай-4-ай-ти»/«Горизонт», должен прибыть в пять минут восьмого, — отвечал Рамирес. — Назавтра запланирован и отлет. В полдень они летят в Малагу.

— Что Калека?

— Находится в камере.

— А детективы Серрано и Баэна?

— Торчат в машине возле Андалузского парламента. Дожидаются, когда из здания выйдет Алехандро Спинола, — сказал Рамирес. — А младший инспектор Перес тоже засел в машине возле офиса муниципального градостроительного центра на острове Картуха, потому что одно мое доверенное лицо в мэрии сообщило, что у мэра в семь тридцать назначено совещание.

— А с управляющим отелем ты связался?

— Там только одно интересно: «Горизонт» сегодня перезвонил и отменил бронь