Бычья гора - Брайан Панович

Телефон перестал звонить, и грубый голос ответил:

– Монтгомери.

Холли поднес телефон к другому уху.

– Добрый день, агент Монтгомери. Меня зовут Саймон Холли. Я полицейский здесь, в Мобиле. Мы встречались по делу Фишера. Того, который…

– Я знаю, кто ты, сынок. Отличная работа.

– Спасибо, сэр. Я бы ничего не смог без помощи вашей конторы.

– Рад, что мы оказались полезны. Что я могу сделать для вас?

Холли вытащил сложенный листок из-под руки и раскрыл его. И пнул торговый автомат, который только что забрал его деньги. Безрезультатно.

– Я хотел бы попросить ваших людей пробить одного человека. Я кое над чем работаю, и у меня возникли проблемы с получением того, что мне нужно.

– А почему ты звонишь мне? Разве у тебя нет доступа к базам данных в вашем отделе?

– Ну, теоретически должен быть, но после той истории с Фишером я не самый популярный человек здесь, если вы понимаете, о чем я.

– Большим мальчикам не нравится, что вы, новички, раскрываете их громкие дела?

– Совершенно верно, сэр.

– Ну и пошли их к черту, сынок. Если ты ведешь дело, никто не имеет права не допускать тебя до информации. Кто у вас там в отделе главный?

– Сэр, дело в том, что это немного другой случай. Это личное.

– Понимаю.

На линии на мгновение воцарилась тишина, и Холли снова пнул автомат. Опять ничего. Медбрат, больше похожий на охранника в белом халате, оглянулся и покачал головой.

– Ну, кто у тебя там? – спросил Монтгомери.

– Одно имя. Пепе Рамирес.

– Продиктуй по буквам для меня, сынок, – сказал Монтгомери.

Здоровенный медбрат подошел к Холли и неожиданно положил руку ему на плечо.

– Простите, сэр?

Холли повернулся спиной, не обращая на него внимания, и продиктовал Монтгомери имя.

– Пепе Рамирес, мелкий сутенер и бандит из Джексонвилла, штат Флорида, – сказал он. – Мне просто нужно взглянуть на его досье. Он должен быть уже в возрасте. Скорее всего, за шестьдесят, если вообще еще жив. Это поможет сузить круг поисков.

Медбрат обошел вокруг и снова оказался лицом к Холли.

– Извините меня, сэр, – повторил он с чуть большей настойчивостью.

Холли прикрыл трубку телефона.

– Отвали, приятель. Это всего лишь автомат с кока-колой.

Медбрат посмотрел на автомат и поднял брови. Холли снова отвернулся от него.

– Я посмотрю, что можно сделать, Холли, – сказал Монтгомери. – Дай мне свой номер перезвонить.

Холли продиктовал.

Медбрат обошел его снова, чтобы в третий раз оказаться лицом к лицу.

– Мистер Холли, – сказал он.

– Ну, что? – ответил Холли, снова прикрывая трубку.

– Это случилось, – сказал медбрат.

– Случилось что?

– Случилось, – повторил медбрат, но мягче и сочувственней. – Мы пытались найти вас. Вы не слышали вызов?

Холли повесил трубку.

Через несколько секунд он вернулся в крыло стационара, где лежала его мать. Еще не войдя в комнату, он понял, что опоздал. Врачи и медперсонал столпились вокруг ее кровати, а звуковые сигналы и жужжание оборудования для мониторинга, звеневшие последние сутки в его голове, мучительно замолкли. Заметив его в дверном проеме, персонал отступил и освободил ему место, чтобы войти. Его ноги налились свинцом, каждый шаг казался тяжелее предыдущего. Рука врача легла ему на плечо. Сочувствующие взгляды заставляли его задыхаться.

– Она умерла, сынок, – сказал доктор.

– Я… я просто отошел позвонить… – сказал Холли, не в силах придумать, что сказать еще. Доктор вышел из комнаты, и Холли сел на край кровати своей матери. Он взял ее руку и поднес к своему лицу. Холод ее пальцев вызвал осознание реальности происшедшего где-то глубоко в его груди, и он заплакал. Он плакал громко, по-мальчишески. Он провел рукой по ее лицу и ощупал пальцами пересекавший его шрам. Она никогда не позволяла ему прикасаться к нему, всегда отстранялась, стыдясь. А ему казалось, что он прекрасен. Он думал, что в ней прекрасно все. Тем более теперь, когда ее печаль исчезла, будто испарилась вместе с дыханием. Он положил голову ей на грудь и закрыл глаза. И оставался в таком положении несколько минут или часов. Время перестало иметь для него значение.

Еще одна рука легла ему на плечо.

– Искренне соболезную, – произнес голос у него за спиной. Холли поднял голову, но не стал смотреть на больничного пастора, пришедшего утешить его. Он посмотрел на черно-белые тетради, разбросанные по всему полу и сложенные стопкой на стуле рядом с кроватью матери. Он принес их сюда из квартиры, которую снял для нее, чтобы читать их, пока она угасает. До сегодняшнего дня он даже не знал, что мама вела дневник. Он вообще многого не знал. Например, не знал, что гепатит С вызывает рак печени. И что он убивает так быстро. Не знал, что мама скрывала свою болезнь. Должно быть, она начала вести эти дневники, когда заболела. Они читались, как греческая трагедия. Перечень ужасных событий, из которых состояла ее жизнь, и никогда, ни единого слова сожаления о том, что у нее есть сын. Даже когда им приходилось спать в брошенных машинах или целыми днями не было еды. Все началось в Джексонвилле, с этим Пепе, в ночь, когда ее порезали. В одной непрочитанной еще тетради он увидел краешек фотографии, служившей закладкой. Он выпрямил спину и заставил себя встать.

– Если сейчас неподходящее время, мистер Холли, – сказал пастор, отступив, чтобы дать Холли пройти, – или мое присутствие тяготит вас, я могу уйти. Может, вы разрешите мне вернуться позже.

– Офицер, – сказал Холли.

– Извините? – спросил пожилой пастор, прижимая к груди Библию в кожаном переплете.

– Офицер Холли. – Холли вытащил фотографию из страниц тетради.

– Конечно, – сказал пастор.

Холли посмотрел на фотографию, где он, еще мальчиком, был запечатлен на ярмарке округа Мобил. Он вспомнил, что той ночью им пришлось спать в лесу и она прижимала его к своей теплой груди, чтобы он не дрожал. Он не мог остановить слез, которые текли и текли по его покрасневшим щекам. Он снова сел на кровать рядом с мамой.

– Если вы захотите с кем-то поговорить о кончине Марион, – сказал пастор, – я всегда в вашем распоряжении. Я буду в своем кабинете, четвертая дверь налево. Оставляю вам визитку здесь, на стуле.

Холли не ответил и не обернулся. Когда пастор ушел, он положил фотографию на мамину подушку и сунул в карман флакон ее обезболивающих с тумбочки. Ему действительно хотелось поговорить о смерти Марион, но не с этим святошей из больничного персонала. Холли вытащил из кармана сложенный лист бумаги и посмотрел на обведенное кружочком имя. Он хотел поговорить кое с кем совершенно другим.