Яд, порох, дамский пистолет - Александра Лавалье

Она обещала мне денег. Сама нашла меня и предложила большую сумму за то, что я перестану общаться с её мужем. Я согласилась, всё равно от него толку было немного.

– Но он умер, выпрашивая для вас деньги! Имейте хоть каплю уважения!

Варя осталась равнодушна к его словам. Алексей ещё раз заставил себя выдохнуть весь воздух из лёгких. Помогало плохо, сердце стучало как сумасшедшее, в ушах шумело. Спасало то, что вопросы, которые он должен был задать, так много раз звучали в его голове, что ему не приходилось их вспоминать.

– Отец Диомид… был руководителем вашего кружка?

Некоторое время Варя непонимающе смотрела на него, потом рассмеялась:

– Да что вы! Он вовсе не разделяет… не разделял наших убеждений и не состоял в кружке. Диомид не собирался улучшать этот бренный мир, он занимался совсем другими делами.

– Какими же?

– Он считал себя богом! – Варя улыбнулась снисходительно, будто недоумевая, почему ей нужно озвучивать столь простую, очевидную вещь.

– Что вы имеете в виду?

– Он создал свой рай на земле и владел им. Взорвавшаяся церковь была его детищем, личным Эдемом, он владел и управлял им. Остальное его интересовало мало. Но… на содержание рая ему требовались деньги, и немалые.

Варя развела руками, мол, не обессудьте, но таково несправедливое устройство мира.

– Поэтому он сотрудничал с нами, давал места для встреч и вербовал исполнителей. Хотя справедливости ради скажу, он действительно учил читать неграмотных. Но не бесплатно.

– Исполнители, о которых вы говорите, это houlihans?

– Да. И мужики, которых вы видели в чайной. Это очень удобно. Более того, я считаю, что это гениальная придумка! Одна группа, шумная, привлекающая внимание и неуловимая. Это хулиганы, конечно. Их все боятся, полиция тратит много сил, чтобы выловить их. И никто не догадывается, что настоящая акция делается тихо, совершенно другими людьми, скромными прихожанами из церкви отца Диомида.

– Что означает этот жест, который вы показали хулиганам? – Алексей повторил вопрос, который уже задавал Варваре Дмитриевне.

Та посмотрела на него с усмешкой:

– То и означает. Причастность к революционной деятельности. Это же своего рода традиция тайных обществ – узнавать друг друга таким способом, не находите?

Алексей скривился. Такие игры были не для него. И задал следующий вопрос:

– Для какой цели предназначался порох, который сгорел в церкви?

Варвара помолчала.

– Это был порох? Теперь понятно, почему сумма была столь велика. Мне про цели неизвестно. Содержание будущих акций мне сообщают, только если надо передать информацию исполнителям.

– Вы видели на кладбище Глафиру Малиновскую?

– Только утром на похоронах.

– А Вельскую? Вечером, перед самым взрывом?

– При чём здесь Анна Юрьевна? Почему вы спрашиваете? Я не виделась ни с кем. Я говорила с Диомидом, когда он увидел пожар в окнах, страшно испугался и велел мне уходить.

– Что вы делали в чайной?

– Пришла получить дальнейшие инструкции.

– От кого?

– Я не назову вам имён, даже не надейтесь.

Алексей не удержался:

– Отца Диомида убили! Утопили в Москве-реке! Во время взрыва в церкви тоже погиб человек! Вполне возможно, что вы следующая! Кто руководит вашим кружком и даёт вам задания? Отвечайте!

Варя вздрогнула и закричала в ответ:

– Я не знаю! Не знаю! Я никогда не видела его!

Алексей молчал, не в силах в это поверить.

Варя продолжила:

– Я знаю только подпольную кличку. Мне говорили… что это для конспирации, для безопасности.

Прозвучало это довольно жалко. Варины щёки пылали. В глазах вновь выступили слёзы, но плакать она не стала, наоборот, задрала подбородок повыше и закусила губу, не собираясь показывать слабость.

– Говорите кличку!

– Пила[53].

– Пила? Это женщина?

– Я… не знаю. Я же сказала, я никогда не видела его. Или её. Мне только передавали указания.

Алексей свистяще выдохнул. С одной стороны, его душил гнев, но было одновременно жаль глупую, запутавшуюся идеалистку.

– Я не понимаю, как в вас сочетается циничность с такой… вселенской наивностью! Вы же просто марионетка в чьих-то руках! Вы топчете людей, которые к вам добры, и подчиняетесь приказам того, кого, возможно, даже не существует! Во имя каких идеалов? Чтобы у власти встали другие? Вы искренне верите, что, если заменить одних людей на других, все переменится?! Это глупо! Глупо, Варвара Дмитриевна! Вы сестра милосердия, вы казались разумной девушкой! Дубов так хорошо о вас отзывался! А вы… играете в революционерку, с полуграмотными мужиками надеетесь изменить мир. Но по факту работаете обычной содержанкой! Что, что должно помешать мне сдать вас в полицию, лишь бы только вразумить вас?

Квашнин поднял голову. И Алексей нутром ощутил, что помешает именно он.

Неожиданно Варя вновь переменилась. Страх и горечь исчезли с её лица, будто их и не было. Она встала, улыбнулась насмешливо, подошла вплотную к Алексею, подняла голову, заглядывая в глаза:

– Вы будете свидетельствовать против меня, Алексей Фёдорович? Неужто сможете?

Алексея неприятно поразило, как томно прозвучал её голос в такую минуту. Эта девушка мастерски владела искусством обольщения. Заплаканная, измученная, в вульгарном платье, предназначенном для другого мужчины, она смотрела так, что на секунду он поверил. Поверил в обещание счастья в её глазах, поверил, что всё возможно, нужно только перестать спорить и поддаться… И жар, исходящий от неё. Рядом с ней всегда так горячо…

Он дёрнул подбородком, отворачиваясь.

– Прощайте, Варвара Дмитриевна. Я надеюсь, у вас достанет благоразумия остановиться.

Алексей вышел из тучереза на улицу. Ветер дёргал шляпу и пальто. Хотелось сунуть руки в перчатки, поднять воротник, нанять извозчика и бездумно кататься по Москве. А в городе пусть будет праздник и суета. Может быть, чужая радость и несколько бутылок шампанского смогли бы вытеснить ту горечь, которая сейчас заполняла его.

Глава 23

Лорелея

Осенний ветер оказался превосходным помощником в борьбе с чувствами. Когда пальцы синеют, а зубы отбивают дробь, душевные терзания отступают на второй план. Но, к сожалению, решительности и ясности мыслей холод не способствует. Поэтому Алексей стоял перед тучерезом и не мог определить, что ему делать дальше. Логичнее всего было бы отправиться с объяснением к Елене Сергеевне, но на ещё один тяжёлый разговор не было сил. Поэтому, когда сзади хлопнула входная дверь и рядом встал рыжий, он испытал своеобразное облегчение. Даже если несносный газетчик напросится к нему на постой, это будет приятнее, чем ночь наедине с мрачными мыслями.

Рыжий моментально нахохлился от ветра и заявил:

– Она меня выгнала. Обозвала вашим дружком.

Голос его при этом звучал не соответственно тексту, да и выглядел Антон Михайлович довольным. «Будто кот, лизнувший хозяйскую сметану», –