Сверкающий цианид - Агата Кристи

По телефону Антони выяснил, что к пяти часам Люцилла Дрейксобирается на чашечку чая к своей старой подруге. Приняв в расчет все возможныепроволочки (возвращение за сумочкой, запоздалое желание прихватить на всякийслучай зонт, несколько минут болтовни под дверью), Антони решил приехать наЭльвестон Сквер ровно в двадцать пять минут шестого. Ему хотелось увидеть Ирис,а не ее тетушку. И кроме того, как гласила молва, присутствие Люциллы оставилобы ему весьма незначительную возможность поговорить с Ирис.

Горничная (девушка не обладала завораживающей наглостьюБетти Арчдейл) сказала, что мисс Ирис только что пришла и находится в кабинете.

Антони улыбнулся:

— Не беспокойтесь. Я найду дорогу. — И, миновав горничную,направился к дверям кабинета.

Ирис вздрогнула при его появлении.

— О, это ты?

Он быстро подошел к ней.

— Что случилось, дорогая?

— Ничего. — Она замолчала, потом торопливо сказала:

— Ничего. Только меня едва не задавили. О, я сама виновата.Я о чем-то задумалась и, не посмотрев, пошла через дорогу, из-за угла вылетеламашина и чуть меня не сбила.

Он ласково ее потрепал.

— Этого не следует делать, Ирис. Я очень обеспокоен — и нетолько потому, что ты чудом выскочила из-под колес, а тем, что ты бесцельнослоняешься среди машин по улице. Что с тобой, дорогая? Тебя что-то волнует, нетак ли?

Она кивнула. В больших черных глазах появился страх. Антонипонял их выражение, прежде чем она тихо и торопливо сказала:

— Я боюсь.

К Антони вернулось благодушное спокойствие. Он присел наширокой тахте подле Ирис.

— Ну что ж, — сказал он, — рассказывай.

— Не думаю, чтобы я хотела выложить тебе душу, Антони.

— Не смеши меня, ты похожа на героинь скучных,душещипательных романов. Те в самом начале первой главы объявляют о страшнойтайне, а потом разражаются нужной историей в пятьдесят тысяч слов.

Она улыбнулась бледной, вымученной улыбкой.

— Я хочу рассказать тебе, Антони, но не знаю, что тыподумаешь… не знаю, поверишь ли ты…

Антони поднял руку и начал загибать пальцы.

— Раз — незаконный ребенок. Два — шантажирующий любовник.Три…

Она сердито его оборвала:

— Не мели чепухи. Ничего подобного.

— Ты облегчила мою душу, — сказал Антони. — Продолжай,дурочка.

Лицо Ирис опять затуманилось.

— Нечего смеяться. Это… это касается того самого вечера.

— Да? — его голос напрягся. Ирис сказала:

— Ты присутствовал утром при расследовании, слышал…

Она замолчала.

— Очень мало, — сказал Антони. — Полицейский хирурграспространялся о всяких технических подробностях, в основном насчет цианида ио действии цианистого калия на Джорджа, а также про вещественныедоказательства, которые представил тот первый инспектор, не Кемп, а другой, спышными усами, который первым приехал в «Люксембург» и начал расследование.Главный клерк из конторы Джорджа опознал труп. Весьма покладистый следовательотложил расследование на неделю.

— Я имею в виду этого инспектора, — сказала Ирис. — Как онобъяснил, под столом отыскался маленький бумажный пакетик со следами цианистогокалия.

Антони заинтересовался.

— Да? Очевидно, некто, подсыпавший эту дрянь Джорджу в бокал,просто выбросил под стол упаковку. Простейшая вещь. Он не хотел рисковать,сохраняя ее при себе, или, может быть, это была она…

К его удивлению, неистовая дрожь охватила Ирис.

— О, нет, Антони. Нет, совсем не то.

— О чем ты, дорогая? Что тебе известно?

— Я бросила этот пакетик под стол, — сказала Ирис. Он судивлением на нее посмотрел.

— Послушай, Антони. Ты помнишь, Джордж выпил шампанское, апотом все и произошло?

Он кивнул.

— Ужасно — подобно дурному сну. Как гром посреди ясногонеба. Я хочу сказать: после концерта, когда зажегся свет, я почувствовалаоблегчение. Понимаешь, в тот раз мы увидели мертвую Розмари, и почему-то, незнаю почему, я снова этого ожидала… Я чувствовала, она была там: мертвая, возлестола…

— Дорогая…

— Знаю. Просто нервы. Но как бы то ни было, мы все осталисьживы, ничего страшного не произошло, и вдруг, когда, казалось, что и ждатьбольше нечего, — все снова началось. Я танцевала с Джорджем, и мне было такхорошо. Мы вернулись к столу. И тут Джордж вдруг вспомнил про Розмари ипопросил нас выпить в память о ней… Потом он умер, и снова повторился этоткошмар. Я остолбенела. Тряслась, как в лихорадке. Ты приблизился к нему, яотодвинулась немного назад, подбежали официанты, кого-то послали за доктором. Ясловно застыла и стояла не шелохнувшись. Вдруг комок подступил к горлу, пощекам покатились слезы: я впопыхах открыла сумочку, чтобы вынуть платок. Неглядя нащупала платок, вынула его — в нем находился плотный кусок белой бумаги,вроде тех, в какие в аптеках заворачивают порошки. Понимаешь, Антони, его небыло у меня в сумочке, когда я собиралась в ресторан. Ничего похожего не было!Сумка была совсем пустая. Я сама в нее все сложила: пудреницу, губную помаду,платок, вечерние заколки в футляре, шиллинг и пару шестипенсовиков. Кто-топодложил этот пакет в мою сумку. И тут я вспомнила, что такой же пакет нашли всумке у Розмари после ее смерти, и в нем оставалось еще немного цианида. Яиспугалась, Антони, ужасно испугалась. Пальцы ослабли, и пакет выскользнул изплатка под стол. Я не подняла его. И ничего не сказала. Я была слишкомнапугана. Если бы кто-нибудь это увидел, мог подумать, что я убила Джорджа, а яне убивала его.