Голуби в траве. Теплица. Смерть в Риме - Вольфганг Кеппен

Юдеян страшен и вместе с тем ничтожен. Мы видим его бесчеловечность, безграничное самомнение, безудержное стремление оживить «призрак национального величия, призрак расового возвышения, призрак реваншизма» и в то же время его духовное убожество и политическую слепоту.

Юдеян не способен понять, что времена переменились, что течение истории не имеет обратного хода.

Писатель отнюдь не преуменьшает опасности подобных торговцев смертью, политических слепцов, которые не сомневаются в том, что «для подлинного ощущения власти нужно лишь одно: убивать». Вчерашний каратель, сегодняшний убийца арабских партизан Юдеян, если ему удастся снова прийти к власти, начнет расправляться с немецкими антифашистами и демократами. Ведь даже незадолго до собственной смерти Юдеян убивает ни в чем не повинного человека: жену всемирно известного дирижера.

Опасен Юдеян еще и тем, что вокруг него роятся наемники и ландскнехты рангом пониже, всегда готовые исполнить любой его преступный приказ.

Среди них племянник Юдеяна Дитрих, молодой карьерист, напрочь лишенный каких–либо моральных устоев, и престарелый торговец оружием Аустерлиц, и фанатичный нацист генерал Тойфельсхаммер. Здесь и отец Дитриха, типичный представитель боннского чиновничества. В пору гитлеризма он занимал видные посты в государственном аппарате, а в Германии Аденауэра стал обер–бургомистром крупного города. Воспитанный в традициях «не рассуждать, а повиноваться!», Пфафрат–старший олицетворяет собой дух прусского милитаризма, казарменное беспрекословие.

В какой–то мере их антиподами выступают в романе принадлежащие к молодому поколению Адольф Юдеян и второй сын Пфафрата Зигфрид. Оба они не приемлют нацизм с его культом насилия, подобострастия и духовной убогости. И в то же время испытывают перед ним безотчетный страх. Они не могут избавиться от чувства вины за преступления своих отцов, и это чувство лишает их веры в жизнь, омрачает пути в будущее. Потребность искупления чужих грехов приобретает порой извращенные, патологические формы.

Талантливый композитор, Зигфрид, отдавшись во власть музыки, нашел в себе силы порвать с постылым ему окружением. Он ушел из дома, но так и не обрел места в жестоком и чужом для него мире.

Надо сказать, что из всех персонажей романа Зигфрид наиболее близок автору. Не случайно повествование часто ведется от его лица, а многие оценки происходящих событий даются от его имени. Однако в отличие от своего создателя, который хотя и называет себя «аутсайдером», но активно вторгается в политическую жизнь страны, Зигфрид по сути своей действительно сторонний наблюдатель, убежденный в тщетности любых попыток изменить мир к лучшему.

Еще менее готов оказать сопротивление силам зла Адольф, решивший посвятить себя служению церкви. Задумываясь о нацистском прошлом своего отца, о злодеяниях гитлеровских головорезов, «он начинал сомневаться, действительно ли, надев облачение священника, он отмежевался от всех этих убийств». Но сомнения не укрепляли его волю, не звали к активным действиям. «Он чувствовал себя отвергнутым, отвергнутым с самого начала».

Широкую и многоплановую картину современного ему западного мира раскрывает в романе «Смерть в Риме» автор. Вместе с тем нельзя не заметить и некоторой односторонности в изображении действительности, на что справедливо указывалось в советской критике. «Силы, реально борющиеся, сражающиеся против фашизма, в романе Кёппена не показаны», — писал Д. Затонский. «Кёппен, — отмечал Р. Самарин, — слишком предвзят в своем недоверии к действенному и целеустремленному человеческому разуму, воплощенному в наши дни в международном движении борьбы за мир».

Сила и убедительность Кёппена как художника в его сатиричности, беспощадном обличении, особенно в трех послевоенных романах, темных сторон западногерманской действительности, в сверлящей неумолимости к фашизму и милитаризму, в какие бы одежды они ни рядились. Неудивительно поэтому, что в условиях разгара «холодной войны», «экономического чуда», аденауэровских лозунгов «только никаких экспериментов!» книги Кёппена не могли не вызвать злобного неприятия со стороны реакционных кругов ФРГ. Так, в одной критической статье, опубликованной в штутгартском журнале «Меркур», писателя уподобляли «разъяренному коту», который «шипит, фыркает, брызжет слюной и наносит удары куда попало». Кёппена обвиняли в «моральном декадансе», «антипатриотизме», «безразличии к своему народу». Дошло до того, что автора, который, по словам А. Андерша, «не опубликовал ничего, кроме политических романов», упрекнули в аполитичности, выдав его отвращение к «грязной политике» реваншистских кругов за неприятие политики вообще.

И только спустя много лет в «Истории литературы Федеративной Республики Германии» под редакцией видного писателя и критика Д. Латтмана послевоенное творчество Кёппена получило справедливую оценку: «Кёппен — первый писатель, который с виртуозной естественностью сумел

эпически отобразить немецкую реальность после 1945 года». В этом литературоведческом труде отмечалось также, что «по силе критики существующих условий» в Западной Германии «едва ли есть равный Кёппену романист» и что «романы Кёппена дают более верное и наглядное представление о развитии ФРГ после 1945 года, чем многие исторические исследования». Известный западногерманский литературный критик Р. Михаэлис писал в еженедельнике «Ди цайт»: «Романы Кёппена «Голуби в траве», «Теплица», «Смерть в Риме» принадлежат к числу лучших произведений, созданных на немецком языке после 1945 года».

Все это так, но широкие круги западногерманских читателей выбирают книги не по рекомендации «Ди цайт», тем более не по оценкам «Истории литературы ФРГ», а по рекламе витрин книжных магазинов. Увы, в числе наиболее рекламируемых писателей Кёппен никогда не был.

В 1957 году Кёппен впервые приехал в Советский Союз по приглашению Союза писателей СССР. Он посетил Москву, Волгоград, Куйбышев и другие города, встречался с писателями, рабочими, студентами. В результате этой поездки Кёппен написал книгу «В Россию и дальше. Сентиментальное путешествие», опубликованную в 1958 году.

Вошедшие в книгу путевые очерки носили в целом дружеский и благожелательный характер по отношению к нашей стране, хотя многое и подверглось справедливой критике, в частности беспорядки в гостиницах и ресторанах «Интуриста», на железнодорожных вокзалах и т. д. Словом, критиковалось и осуждалось то, что, к сожалению, имеет место и в наши дни. Но тогда кое–кому критические замечания автора пришлись не по вкусу, и книга Кёппена не была у нас издана. А возглавлявшийся реакционным политиком Р. Барцелем западногерманский комитет «Спасите свободу!» включил ее в «черный список».

В 1959 году вышла новая книга очерков «Поездка в Америку», через два года — «Путешествие во Францию». Серьезная критика ФРГ высоко оценила художественные достоинства и познавательное значение этих книг.

А потом на долгие годы имя Кёппена перестало появляться на западногерманском литературном небосклоне. Только в редких интервью писатель настойчиво обещал «в самое ближайшее время» опубликовать новый роман, над которым он будто бы работает. Потом прекратились и обещания. Как не раз говорил мне Кёппен, он настолько, дескать, вжился в свое новое произведение,