Современный зарубежный детектив-15. Книги 1-16 - Рада Джонс

– Но в вашем случае, – продолжала мадам Савада, кажется немного смягчившись, – у меня сложилось впечатление, что вы искренни, это следует из вашего письма. И у нас есть девочка, которая… Но сначала я задам вам несколько вопросов. Из вашего письма следует, что ваша мама – японка, а отец – англичанин?

– Если точнее, шотландец, – заметила Элли. – Из Стерлинга, это в Шотландии. В молодости он отправился в Индию и завел небольшую плантацию недалеко от Бандунга. А родители мамы переехали в Индию из Нагасаки. У них был магазин тканей в Бандунге, там мои родители и познакомились.

Она не собиралась объяснять, что отец воспользовался деловой поездкой, очень кстати совпавшей с бомбежкой Перл-Харбора, и бросил на произвол судьбы свою наполовину японскую семью и дышавшую на ладан плантацию, а сам нашел относительно безопасное пристанище в Бомбее. Насколько ей известно, там он и живет – другой жизнью, с новой женой и их тремя детьми… или четырьмя?

Мадам Савада кивнула, видимо, ответ ее устроил.

– В таком случае вам легче понять, с какими трудностями сталкиваются наши дети.

«Легче? Потому что я – такая же неприкаянная, как они? Совсем не легче. Все мы по-своему неприкаянные, разве нет?»

– Как я поняла, у вас есть опыт работы с детьми?

– Да. В войну я некоторое время была помощником учителя, в Австралии.

– В войну вы были в Австралии? – спросила мадам Савада, бросив на нее пронзительный взгляд. – Наверное, это было не просто.

– Да, – согласилась Элли, – не просто. – Мадам Савада ждала каких-то подробностей, но Элли добавила только: – К сожалению, диплома учителя у меня нет, но мне всегда нравилось помогать детям с домашними заданиями, а когда учительница болела или просто не могла прийти, я ее заменяла.

– Дети австралийские? – спросила мадам Савада.

– Не все. Были и японские, и китайские, и корейские. Несколько полумалазийцев. У кого-то были матери-аборигенки. Я и сейчас немного преподаю, но это просто частные уроки английского.

– Прекрасно! Это то, что нам нужно. Но, конечно, есть много проблем чисто практических. Отдать детей иностранцам – это чревато своими трудностями, вы наверняка об этом знаете. Хочу сначала уточнить, – хозяйка вдруг перешла на английский и обратилась к Фергюсу: – Вы оба планируете надолго оставаться в Японии, мистер Раскин, или скоро отправитесь домой?

«Домой? Это куда?»

Словно прочитав ее мысли, мадам Савада спешно добавила:

– В Англию, я полагаю… или в Шотландию?

– Планов уезжать из Японии в ближайшее время нет, – откликнулся Фергюс. – Мы оба – дети выходцев из Шотландии. Почти все детство, во всяком случае ранние годы, я провел в Шанхае. А детские годы Элли, как вы слышали, прошли в Голландской Ост-Индии. Так что в Токио мы чувствуем себя как дома.

«Неужели?» Элли вспомнила, как люто ненавидела Токио, когда впервые приехала сюда с матерью и братом Кеном, после изнурительного путешествия по океану из южного полушария. Даже после войны и поражения, после четырех смутных лет в австралийском лагере для интернированных, она все еще грезила, что Токио будет выглядеть как на календарях, которые ее японские дедушка и бабушка с гордостью вывешивали на стенах своего маленького магазинчика в Бандунге: императорский дворец с широким рвом и ярко-зелеными соснами, переполненный людьми красно-желтый храм Асакуса. Но вместо этого по прибытии они увидели полузатонувшие военные корабли, ржавеющие в грязной морской пене, грустных проституток на углах улиц и детей, ловивших рыбу с помощью бечевки в черных водах затопленных воронок от бомб. Несколько недель им пришлось жить в одной спальне промерзшего сборного центра для репатриантов, рядом с доками, и только потом социальные службы нашли для них квартиру – один кран с холодной водой и туалет во дворе.

Но потом, как только она начала работать в пресс-клубе секретарем и девочкой на побегушках, и особенно после встречи с Фергюсом, что-то изменилось. Среди хаоса домиков из дерева и гофрированного железа она стала замечать маленькие рисовые поля, восхищаться миниатюрными садами из деревьев в горшках, которые неожиданно расцветали перед домами. Она открыла для себя лавки с древностями и дымные кафе, где можно посидеть в одиночестве с книгой, а вокруг тебя мужчины и женщины с жаром излагают свои взгляды на глобальное разоружение и спорят, кто более велик: Бенни Гудман или Гленн Миллер. Да, постепенно в Токио она стала чувствовать себя как дома…

Элли снова сосредоточила внимание на мадам Савада, которая перешла на японский.

– Хочу предупредить вас, миссис Раскин, процесс удочерения в Японии очень непростой. Это делается через суд, нужно много времени и сил, да и средств, особенно если нанимать адвоката. Хорошо, если у вас будет поручитель, какой-нибудь уважаемый японец, который даст вам рекомендацию. – Она оценивающе посмотрела на Элли и Фергюса, явно сомневаясь, что они вращаются в соответствующих кругах. Затем перевела взгляд на часы, собираясь поскорее закончить разговор. – В любом случае сегодняшний день – это только первый шаг, для вас возможность узнать больше о нашем детском доме, а для меня – чуть ближе познакомиться с вами. Хорошенько подумайте, хотите ли двигаться дальше, и, если да, поищите влиятельного человека, который за вас поручится.

– Вы сказали о девочке… – неуверенно произнесла Элли.

– Ах да. Малышка Майя. Наша милая Майя. – Мадам Савада уже поднималась с места. – Ей нужна семья, своя семья. Остальным тоже, конечно, но ей особенно. Ей у нас как-то неуютно. Ее отец – индус. Из Пенджаба, насколько я знаю. Туда он и вернулся, когда его полк покинул Японию четыре года назад. Ей почти шесть. Вы увидите ее сегодня в хоре. В первом ряду. Но прошу вас к ней не подходить. Не нужно ребенка раньше времени обнадеживать.

* * *

Когда они вернулись в актовый зал на концерт, публика уже начала собираться. В основном это были японцы, но иностранцы тоже встречались: Элли заметила коренастого мужчину, имя не помнила, но, по словам Фергюса, он занимал какой-то важный пост в военной разведке США. На женщинах были парчовые кимоно и кашемир, жемчуг и маленькие меховые палантины. Лучший костюм Элли – синий, со стеклянными пуговицами, юбка которого, сколько ни гладь, всегда казалась чуть помятой, – выглядел на их фоне несколько убого.

Они заняли свои места в первом ряду, и Фергюс тихонько взял руку Элли в свою.

Она улыбнулась ему.

– Как Мисава?

– Холодно и тоскливо. Рад был вернуться в Токио.

– Это были коммунисты? – спросила она, имея в виду случай, о котором он поехал писать, – под железнодорожное полотно заложили мину, но, к счастью, ее нашли и обезвредили до прихода поезда.

– Кто их знает. – Фергюс